— Убери деньги! Открывай.
Малкович тяжело вздохнул и направился открывать багажник. Зазевавшийся было, патрульный хотел прикрыть рот рукой для приличия, но вдруг присвистнул и закричал:
— Вась! Да тут у него целый арсенал! Оружие всех мастей. Иди-ка сюда.
Пока первый патрульный подходил к машине, мысли Малковича вихрем кружились в голове, не желая сосредотачиваться на чем-нибудь одном.
— Ладно! Скажу вам правду, хотя не должен. Это оружие для военной комендатуры аэропорта «Северный». Сами знаете: ребята гибнут, наше оружие достается чеченцам, а страдать из-за этого должны командиры отрядов. В комендатуре пропавшего оружия стало ну очень много. А тем, блин, толстым задницам генералам в Ростове да в Москве этого не объяснишь, что в бою оружие пропадает. В бою! Вот и еду выручать старых друзей — восполнять, так сказать, образовавшиеся оружейные пробелы.
— Эту басню ты, капитан, адвокату своему расскажешь. Пошли!.. А потом мы удивляемся: откуда у «боевиков» наше оружие? — презрительно сплевывая на ходу, сказал Василий. И повел Малковича в кабину поста, чтобы вызвать по телефону наряд милиции из Моздока для задержания преступного элемента до выяснения обстоятельств.
Двадцатитрехлетний лейтенант Гаров, не смотря на конфликт с молодой женой, уехал из родной станицы. «Может потом поймет меня, — думал Александр, сидя на брезентовых свернутых палатках, сваленных у кругляка-оконца военного самолета, совершающего маршрут «Ростов — Грозный», — Разделяют же судьбу мужа другие жены военных?!».
— Лейтенантик! Первый раз летишь? — прокричал сердобольный старичок, устроившийся рядом.
Александр кивнул:
— В первый.
— Водички хочешь? У меня тут минералочка осталась. Попьешь? — снова закричал дед-чеченец.
— Нет, спасибо. У меня своя есть, — закричал в ответ Гаров и прикрыл глаза, делая вид, что дремлет.
Когда в том Лерином «Опеле» он необузданно, страстно брал ее, он и представить себе не мог, что окажется ее первым мужчиной. Дамочка едет в сумерках одна по трассе, сажает себе незнакомого пассажира, более того — тут же готова отдаться ему! Он забыл бы ее на следующий день, если бы не обнаружил в душе, снимая плавки, следы крови и не сопоставил только что обнаруженные улики с Лериным криком «больно же» в самый кульминационный момент.
— Ма-а-а! А ты Лавровых знаешь?
— Кто ж их не знает? Он — директор рынка, а она — главный прокурор.
— Ой, е-о-о!
— Чего ты, сын? — не расслышала тогда мать из-за шума воды открывшегося крана.
