Прапорщик Мердыев залетел в комендатуру как угорелый:
— Вы чего сидите? Не слышали ничего?
— Чего орешь-то? — Смирнов как всегда был невозмутим в любых ситуациях.
— «Вертушка» разбилась. Перед аэропортом. С Ростова летела.
— Так. Ясно. Плохо дело. Взорвем и мы их не сегодня — завтра. А чего ты нервничаешь? Мало вертолетов за последние дни падали?
— Так там Глушк-ко ле…тел… — Мердыев медленно стянул фуражку. — Из отпуска возвращался… Позвонил еще мне из Ростова три часа назад — вылетаю, мол… Сволочи! — прапорщик сел на табуретку и заплакал. Потом ударил кулаком по столу. — Га-ды! Пацан ведь был! Молодой!..
…Хоронить было нечего. Отправляли домой пустой гроб. Нашлись только отдельные обгорелые вещи. И все. Перед тем, как совсем распрощаться с любимым солдатом, Мердыев сбегал в казарму, вытащил из-под подушки помятую семистраничную детскую книжку «Три медведя» с картинками, положил на собранные вещи, оставшиеся от Романа Глушко. Даже привычный к смерти Смирнов не сдержался. Слеза медленно покатилась по его мужественному суровому лицу.
Странно как-то было без Глушко. Порой Смирнов забудется, захочет крикнуть: «Глушко, ко мне!» — потом опомнится, вздохнет тяжело и не зовет никого. Потому как устал он. Помоложе был — с Афгана равных не было: обходили стороной снаряды врага, не боялся он их, шел всегда легко навстречу опасности, рисковал немерено, шутил над своей удачливостью. А теперь устал от войны. Чувствительнее стал, что ли. Понял: пора завязывать. Написал Светлане в Ставрополь, что жди, мол, жена, вернусь при ближайшей возможности. Возможность представилась, правда, не скоро…
Гаров пришел к жене следующим утром. Первым встретил «папу», собирающегося на службу:
— А? Прибыл, вояка? Не всех еще проституток в Грозном перетрахал? — бросил на ходу и помчался дальше, с легкостью, совершенно несвойственной обычно людям грузной комплекции.
Гаров обомлел от подобной циничности. Хотел сразу развернуться и уйти. Но выплыла из ванной комнаты Валерия. В ночнушке и растрепанная:
— Я знала, что ты приехал. Почему вчера не позвонил?
— А нужно было?
— А как ты себе семейную жизнь представляешь? Я — жена тебе! Не подружка. Ты приезжаешь, а я узнаю об этом случайно.
Гаров стоял в центре огромной входной комнаты. И даже под обстрелом он не чувствовал себя более «хреново». Валерия обрушила на него весь пыл своей «обиды»:
— Представляешь, как я себя чувствовала перед знакомыми, которые зашли вчера вечером к маме и как бы, между прочим, обмолвились о твоем приезде? А я и стою, как дура!
