Пьяные золотоискатели подносят Ивану стакан вина, ставят сверху на гармошку. Он чуть отпивает, остальное передает половому. Тот сливает все в кувшин, опять продает. За день-то Ивану поднесут сто стаканов, никак не меньше.
Золотоискатели гуляют здесь непростые. Дикая артель. На свой страх и риск забрались мужики в страшные дебри, на неведомых речушках намыли золотую крупицу, именуемую пшеничкой, теперь в Томск приехали пропивать.
В драных штанах с внутренней стороны нашиты потайные карманы, там тянет великой и приятной тяжестью золотая пшеничка. Горсть сыпанешь на весы, а тебе за это — и вино, и жареное, и пареное.
Сашка Ноздря куражится пьяный, спрашивает:
— Как эта сладкая называется?
— Крем-брюле.
— Ага, хрен-бруле! Сорок штук подай!
И жует, и вином запивает, и самокруткой дымит.
— Хрен-брюле!
Вот уж и ночь на дворе. И базар затих. А в «Парижском шике» все гуляют, только окошечки ставенками прикрыли. Иван с гармошкой домой ушел. Две красотки вышли и перед пьяными «пшеничниками» танец египетский делают.
— Ебипет! — радостно смеется Ноздря. — Сам черт велит напоить баб до чертиков! Бабы, годи!
Женщины, показав голые ноги, скрываются в соседней комнатушке. Мужики кидаются туда. Тащат стаканы с вином. Прятушки какие-то! Были бабы, нет баб! Куда делись?
Вдруг пол под мужиками проваливается, и летят они в глубокий подпол, прямо на вкопанные в землю острые пики. Там в нише стоят двое с кистенями на палках, добивают упавших, затем зажигают фонарь, потрошат «пшеничку» из потайных карманов.
Славно погуляли покойнички! Некоторые, еще не совсем покойнички, постанывают. Ничего! Сейчас их по подземному ходу отволокут к Ушайке, тут и тащить-то всего метров пять-шесть. Повернуть камень, прикрывающий вход да скинуть мужиков в Ушайку, вот и концы в воду! А завтра еще придут гулять другие золотодобытчики.
В задней комнате заведения сидят двое: тот самый человек, что назвался Улафу Лошкаревым, и еще один — маленький, с короткими ручками и ножками, большой головой и пристальными рачьими глазами.
Маленького так и зовут Рак, а второй — Петька Гвоздь. Большой взвешивает золото и считает деньги. Маленький сосет сигару, не мигая, смотрит красными буркалами.
— Не проболтался бы кто из наших, — говорит Гвоздь, — я в этой избе каждый вечер, как карась на сковородке сижу!
Рак смотрит на него пристально:
— Притомился, что ли, без дела сидючи? Такую работу любая баба сделает! Мало плачу?.. Тяжело золотишко, да вверх тянет! Вот и подымайся, пока дозволяют. При мне больше ныть не моги. Я иных на кол сажаю, а они еще спасибо мне говорят, понял?
