Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой | страница 37
Неумолимая трясина затянула его, — и он уже не мог вырваться из сладкого очарования этих совместных вечерних прогулок. Вот и нынче, возвращаясь в монастырь, он молча слушал Ольгу — незначительные фразы, наполненные для него бесценным смыслом, вглядывался в ее освещенное полной луной лицо — такое дорогое и такое прекрасное.
Проводив Ольгу до обители, он, взволнованный и очарованный, понял, что не сможет заснуть, и решил пройтись вдоль берега Волхова, чтобы хоть немного унять разбушевавшуюся кровь. Неожиданно его внимание привлекли голоса — мужчина и женщина, горячо спорили. Мужчина о чем-то униженно и жалобно просил, женщина жестко и требовательно настаивала. Оба голоса показались ему незнакомыми. Было темно, и разглядеть лица споривших не удавалось. Но вот из-за туч выглянула луна, и, к своему удивлению, он узнал в женщине Тасю; мужчина был одет в форму красноармейца. Никак не мог он себе представить, что Тася может говорить таким властным, командирским тоном. Сомневаясь, не ошибся ли, Сергей подкрался поближе, так что можно было разобрать отдельные слова.
— ...Нельзя... слишком много... еще месяц... — здесь Тася резко повернулась и быстро пошла по тропинке к монастырю, заставив Сергея скрыться в кустах. Мужчина ушел в сторону воинской части.
Размышляя о том странном, что он только что видел и слышал, Муралов решил, что завтра же надо будет все рассказать игуменье, а, кроме того, необходимо и самому понаблюдать за девчушкой.
И вот как-то утром Тася, заметив на себе внимательный, испытующий взгляд Сергея, заявила с легкой насмешливой улыбкой:
— Прозевал, дядя! Увели сестру Евпраксию.
— Куда увели? Кто увел? — вскричал он.
— Жених увел.
Сергей застыл на месте, не в силах шевельнуться. «Крюгер! Значит, наше послание достигло цели... Ну что ж, рано или поздно это должно было случиться...» — и он грустно побрел к себе.
И вдруг острое чувство непоправимого горя заставило его остановиться. Вот сейчас, в эту минуту уводят навсегда единственную женщину на свете, без которой он не может и не хочет жить! А он палец о палец не ударил, чтобы задержать, завоевать ее! Как бы это ни было бессмысленно или безнадежно, он никогда в жизни не простит себе, если не предпримет последней попытки!
И он побежал. Он бежал вдоль Волхова, бежал по полупустым улицам Новгорода, кое-где останавливаясь и расспрашивая прохожих, куда пошли хорошо одетый господин, по виду иностранец, с молодой красивой девушкой, и добрался до привокзального ресторанчика.