А потом я пошел к бородатому Боре, наврал ему, что девушке плохо — хотя на тот момент ей было на удивление хорошо, — и уговорил отпустить ее домой. Доктор к тому времени был в стельку пьян и без труда согласился. В районе четырех, не забыв забрать из туалета стволы, я одел Лену и повел к себе.
Словно мало мне было проблем с пропавшим Четырехглазым — я решил взвалить на себя еще и заботу о медсестре. Нет, однозначно — если человек умеет находить приключения на свою задницу, смерть от скуки ему точно не грозит. Это меня напрямую касалось. А ведь я, в конце концов, не летучая мышь Бэтмэн, я простой таксер. Мое дело — крутить баранку и развозить пассажиров, а не влипать с завидным постоянством в разного рода хипеши. Но я влипал. Когда случайно, когда — не очень. Наверное, способность к подобным влипаниям есть тяжелая и неизлечимая болезнь. Иначе я давно бы остепенился, переженился, завел себе кучу детишек и в итоге разжирел от безделья. Но если это болезнь, то определенный иммунитет к ее последствиям все же вырабатывается — иначе меня давно бы уже остепенили, одели в черное, обули в белое, положили в красное и закопали в грязное. Однако мне было почти тридцать лет, а я до сих пор не переженился и не разжирел — с одной стороны, а с другой — не был закопан. Какая-то странная болезнь, честное слово. Нужно будет при встрече доктору Боре идею подкинуть — пусть на эту тему научный трактат нарисует. Глядишь, профессорское звание получит. И человеку приятно, и мне не без выгоды — может, попутно изобретет лекарство от долбое… Ну, вы поняли.
Перекинув сковородку с омлетом с плиты на стол, я выключил конфорки и тяжело вздохнул. Ведь, с другой стороны, что мне было делать? Бросать Леночку на произвол судьбы? Не для того я ей в лифте полчаса удовольствие доставлял. Успел, стало быть, почувствовать ответственность за нее. Тем более что и пропажа Четырехглазого, и опасность, грозящая медсестре, были каким-то образом связаны. Разобраться бы, каким.
Заварив две чашки кофе, я прошел в спальню. Леночка уже не спала, хотя вовсю делала вид, что еще спит. Но открытый правый глаз, который хитро поблескивал из-под упавших на лицо волос, выдавал ее.
— Здравствуй, глаз, — сказал я и приподнял дымящуюся чашку. — Кофе будешь?
— Буду, — сказала Леночка в подушку. — Из кухни такой запах, что я даже проснулась. Сколько времени?
— Два с четвертью, — я присел на кровати и протянул ей кофе. Лена тоже приняла сидячее положение, накрывшись одеялом. — И уже сегодня.
