— Я думаю, да.
— А что это дружок твой все время молчит? — вдруг спросил полушубок. — Проговориться боится?
— Ян-то? — усмехнулся я. — Да он сейчас вообще ничего не боится. Его дверью по башке стукнуло, когда граната взорвалась. Я бы ему диагноз поставил — тотальное сотрясение мозга. Только я не медик.
— А сколько вам Бивнев должен был? — полушубок снова резко сменил тему. Видимо, это был его метод работы.
— Мне — триста, — брякнул я прежде, чем сообразил, что называю слишком маленькую сумму.
— А ему? — мент кивнул в сторону Литовца.
— Ему вообще ничего не должен был. Мы сюда за моими деньгами ехали. Не успели.
У полушубка родилась мысль, и он в честь этого потеребил кончик носа. Потом высказал ее вслух:
— Странно все это. Этот парень, Ленивый. Он, вроде, в деньгах не нуждался. А тут из-за трех косых затеял в прятки играть. Жадность проснулась? Не понимаю.
— А копейка рубль бережет, — хмыкнул я. — К тому же, я Ленивому пару дней назад уже бил морду. Вот он и бегал от меня. Между нами, это хорошо, что он мне всего три сотни должен был. Если бы, скажем, это были три тысячи баксов, я бы прямо здесь, у твоих ног линолеум кушать начал. Не сходя с места, даже без соли. Потому что я простой таксер. А ты знаешь, сколько простому таксеру за такие бабки горбатиться приходится?
— Кошмар, — сказал полушубок. — Я тебя даже ни о чем не спрашивал, а ты меня словами по самую фуражку завалил.
— Разговорчивый, — подтвердил Коль. — Я это еще вчера приметил.
— Понятно, — кивнул полушубок. — Вот что, разговорчивый. Вы со своим дружком тусуйтесь здесь, в фойе, и никуда не уходите. Закончу там, — он кивнул в сторону коридора, — приду за вами. Поедем в отделение, там и поговорим твои разговоры.
— Яволь, — сказал я и, взяв Яна за локоть, оттащил к окну. Литовец уже вообще ни на что не реагировал. Его не волновали ни грозовой полушубок, ни капитан Коль. Счастливый человек.
Прислонив напарника задницей к подоконнику, я принялся ходить из угла в угол. Думал. Благо, было над чем, а думалка работала уже вполне сносно.
Со смертью Ленивого оборвалась ниточка, на которую я привык в последнее время возлагать определенные надежды. С этого момента поиски Четырехглазого грозили перейти в стадию, которую менты для удобства называли «глухарем». Или «висяком»? Черт, понапридумывают слов, а мне разбираться! Как бы там ни было, а во избежание как глухаря, так и висяка, нужно было срочно искать другую ниточку, которую можно будет раскручивать. А где искать — я еще не знал.
