Исчезнувший | страница 55
У них даже форма черепа была одинаковой, что хорошо просматривалось из-за отсутствия головных уборов и причесок. Оба брились наголо.
Похожа была и одежда — неопределенного цвета кухлянки с расстегнутыми и расхристанными манжетами рукавов. Брюки у обоих были серо-мышиные, необъятнейшей ширины. Видимо, те самые, в которых Маяковский свой паспорт таскал. Да что там говорить — парни даже ботинки носили одного фасона и одного размера, насколько я мог судить с высоты своего положения.
И, присмотревшись, я узнал в длинном того самого бомбилу, который встретил нас с Лорочкой у входа в кабак.
— Вы кто? — спросил я. Допускаю, что вопрос глуп и заезжен донельзя, что им пользовались, как старой портовой шлюхой, все, кому не лень. Но разве в таком положении я мог спросить что-нибудь другое?
— Да это неважно, — добродушно проговорил длинный. — Важно — мы с кем. А мы с тобой.
— И мы хотим от тебя кое-что услышать, — визгливо встрял коротышка.
Я слегка задумался. Хрен его, конечно, знает, что они там хотят от меня услышать, но выбора у меня все равно особого не было. Не то положение, чтобы артачиться и строить из себя девственника. Поэтому я сказал просто:
— Так спрашивайте.
Однако первые же вопросы оказались настолько мозгоразрывающими, что у меня даже волосы по всему телу стали курчавыми. Потому что длинный, ни много, ни мало, спросил:
— Нахрен вы «Колизей» взорвали? Ты, вообще, врубаешься, на какие миллионы попал?
— Ты сегодня температуру мерил? — непроизвольно брякнул я. Парням такой ответ не понравился. Длинный шагнул вперед и чиркнул зажигалкой перед самой моей физиономией. Достал, потому что рост позволял. Припалил, между прочим, подбородок. Я дернулся.
— Не хами дядям, — сказал он. — Дяди обидеться могут.
— А зачем дяди чушь порют? — возразил я.
— А вот так? — спросил длинный и сунул мне кулак с зажигалкой в район почки.
Поскольку груша я была незафиксированная, то от удара пару раз качнулся из стороны в сторону на манер маятника, елозя спиной по чему-то твердому, что все время давило мне на позвоночник. Стало не столько больно, сколько обидно. Обидно за то, что я не киношный супермен, и не могу, как они, из положения «вися» перемочить ногами всех своих врагов.
Потом к обиде прибавилось еще какое-то чувство, кажется, тошнота. Убедившись, что не ошибся и это действительно она, я угрожающе сказал:
— Вы, гои, меня лучше так не бейте, а то хуже будет.
— Ты че, сука, еще пугать будешь? — коротышка взвизгнул и тоже подскочил ко мне.