Шаг, еще шаг. Оторви от чужого чуда глаза и возвращайся к чуду своему.
Ром возвращается – его девушки сидят и едят.
– Девчонки, вы растолстеете!
Криста машет рукой:
– Мне толстеть уже некуда! А Фели не грозит! Сеньор Ром, вы видели посвящение в женщины? У меня тоже такое было, в пятнадцать лет!
Ром представил себе толстушку Кристу в необъятном розовом платье до пят, ныряющую с головой в соленую волну. Розовая хрюшка, копилка. А у Фели тоже такое было? Нет, у Фели еще не было. Еще только будет! Ей пятнадцать скоро! Этим летом!
Присвистнул. Сделал вид, что не удивился! Что знает.
– Да, ну да, я забыл. Да.
Так Ром узнал, что Фелисидад еще нет пятнадцати лет. «Ну ничего себе, малышка. Как хорошо, что я не затащил ее к себе в гостиницу. А впрочем, все равно. Она сама лучше, чем я, знает, что и когда делать». Лег на раскаленный песок животом. Криста и Фелисидад отряхивали песок у него со спины:
– Сеньор Ром весь грязный!
– Прекрати называть меня «сеньор», – сказал Ром Кристе, – какой я тебе сеньор!
– А как по-русски «сеньор»?
– Господин.
– Ка-спа-дин. Ха, ха, ха!
Танцы и песни, песни и танцы. Везде воздух пропитан музыкой и разбоем. Если обедаешь в кафе, нельзя оставлять сумочку висящей на спинке стула – тут же утащат. Криста пригласила их на вечеринку, на торт; молодежь танцевала до упаду – и сальсу, и милонгу, и самбу, и румбу, и черт-те что, Ром не знал ни одного из этих горячих танцев. А все равно вместе со всеми ногами перебирал. Девчонки вертели бедрами и задами, парни прыгали как петухи. В четыре утра Фелисидад вышла на улицу, набросив ремень сумочки на плечо – в сумочке прятались мятные запретные сигареты.
– Ты куда?
– Можно, Ром, я выкурю сигаретку? – Ну только одну, мо-о-о-ожно?
Едва вышла за ворота дома – налетели три парня, наставили на Фелисидад пистолет, крикнули: «Сумку гони!» Безропотно отдала. Глядела, как юные бандиты, весело свистя, уносят сумочку, а в ней все ее богатство: кредитка, кошелечек с мелочью, пачка сладких дамских сигарет и серебряный браслет, его ей Ром купил в Гуанахуато.
А может, и пистолет-то у них игрушечный!
Рыдала как безумная. Ром не мог ее утешить.
– Мне счет в банке папа открыл! Что я ему скажу! Он сам туда деньги клал! И на день рожденья положить обещал!
– Мы все восстановим, – шептал Ром ей на ухо, не плачь. Надо ехать обратно.
И они поехали в Мехико на тряском автобусе, и зареванная Фелисидад всю дорогу проспала у Рома на плече.
