Земля приближалась. Стремительно. Неотвратимо. Он хотел запомнить миг, когда они разобьются, но кто же помнит свою смерть? Все потемнело, а потом вспыхнуло опять. Он открыл глаза. Они стояли в переулке. Фелисидад держала его за плечи и нежно дула ему в лицо. Отерла ему ладонями мокрый лоб.
– Теперь понял?
– Да. Понял.
Обнимая ее одной рукой, другой погладил ее по щекам.
– Но я не боюсь, что ты колдунья. Колдуй на здоровье.
Когда занялся рассвет и они оба, усталые и счастливые, вымотавшие терпение друг друга бесконечными поцелуями, подходили к гостинице, Фелисидад изменилась в лице. «Что с тобой, – наклонился к ней Ром. – Может, что-нибудь не так?
Девчонка остановилась и зажмурилась. Так стояла с полминуты, а он терпеливо ждал.
– Ром. Я чувствую. Знаешь, вокруг тебя… – Она обвела в воздухе рукой круг. – Черное колесо. Тоска. Тоска берет меня. Тоска, тоска.
И он понял. Но улыбнулся все равно, через силу.
– Это значит, мы больше не увидимся? У тебя кто-то есть?
«Наплевать, если это первая и последняя ночь с этой девчонкой. Не будет больше таких ночей. Никогда. Но и за эту спасибо».
Кого он благодарил – не знал.
Фелисидад затрясла лесом дегтярных волос.
– Нет, нет! Нет!
– Значит – завтра?
– Сегодня! Дай твой телефон!
Когда она убегала – глядел ей вслед, положив руку на грудь, и сердце билось под рукой, подраненный зверек.
Ром вошел в номер. «Я пьян, – сказал он себе, – пьян, пьян. Я пьян от любви!» Бросился на кровать. Хотел уснуть в одежде. Задремал. Вскинулся. Ток прошел от темени до пяток. Выдернул из кармана телефон. Набрал номер. «Бабушка, ответь. Бабушка, ответь!»
Молчание. Гудки.
«Там сейчас день, можно позвонить Фане Марковне. Можно. Можно».
Как с того света, слушал тягучий, плачущий голос соседки.
– Я сама хотела вам позвонить, Ромчик! Ах, ах, ах… Горе, да, горе! Я таки боялась вам звонить… ах… Зинаида Семеновна… Зиночка!.. сегодня ночью, да… Ах, Ромчик, душенька, вы там держитесь, да?! Если вам трудно вылететь или денежек на дорогу нет – вы ничего, вы не переживайте, мы тут сами похороним! А квартирку я закрою, и ключик будет у меня, да…
«Я тут целовался с девочкой. Всю ночь. А она там умирала. Одна. Я так и знал».
Он впервые в жизни заскрипел зубами и подумал: «Сейчас зубы к черту разломятся, раскрошатся, как сухари».
– Фаня Марковна! – крикнул он. – Я прилечу!
Бросил телефон на ковер. Упал лицом в подушки.
Здесь, в мексиканской гостинице, белье было не зеленое, как у него в американской комнатке, а черное. Очень модное. Стильное.
