Он до болезни не знал, где у него находится сердце.
Теперь он то и дело прислушивался к тому, что происходит у него слева, внутри исхудалой груди, под ребрами: бьется? Болит? Колотится? Жалобно плачет?
Сердце стало живым и капризным, маленьким зверьком в клетке ребер, влажной улиткой, что ползала взад-вперед по кровавым потрохам. Он не знал, чем его улестить.
А бабушка не знала, как развлечь и ободрить его.
Она могла только петь.
И она пела.
Держа на коленях «ОБЩЕДОСТУПНУЮ АСТРОНОМIЮ» Камиля Фламмариона, лупу в одной руке и старинный янтарный наперсток – в другой, бабушка пела Рому о дальних странах, о соленых теплых океанах, о громадных белых раковинах на их берегах; о смуглых девушках, что танцуют танго и сальсу, самбу и румбу; о зловещих мачо с острыми ножами в кулаках; о солнечных сомбреро и ярких, как красные атласные флаги, попугаях в зеленой лаковой листве. Ром слушал и забывал о боли в сердце.
– Бабушка, откуда ты знаешь песни про дальние страны? – спросил старуху Ром.
В ответ услышал:
– Я никогда ничего не знаю, я всегда пою, что чувствую. Ты выпил на ночь лекарство?
Рома покоробило. Хоть на миг он хотел забыть о болезни.
Он поцеловал бабушку в темя и пошел спать.
Плотно закрыл за собой дверь спаленки.
Лег на кровать, не раздеваясь.
И не спал всю ночь.
И всю ночь за окном шел холодный дождь.
Дождь стучал и стучал по карнизу, по сердцу стучал.
В ритме сердца стучал.
«Я буду.
Я буду бороться.
Я буду сопротивляться.
Я хочу жить! И буду жить!
Я нравился одной студентке, кудрявой девочке. И девочка нравилась мне. Мы даже начинали дружить. Даже спали вместе на ее узкой коечке в общежитии. Девочка была беленькая, маленькая, как куколка, и, кажется, очень одинокая. Ухватилась за меня, как за соломину. Чтобы выплыть. Откуда? И куда? Мы недолго встречались. Она бросила меня сама. Ради взрослого, намного старше ее, мужчины. Она занималась с ним английским языком. Он дарил ей букеты. А я ей ничего не дарил. Как ее звали? Я помню. Но не скажу! Не хочу вспоминать! Она репетировала этого мужика, и она с ним легла в постель! Не хочу ее осуждать. Не буду! Я для нее был мальчик. Мальчишка. Студент. Она однажды была у нас дома, изучающе глядела на бабушку. Бабушка не понравилась ей. А она не понравилась бабушке, я видел, но бабушка тщательно скрывала это: накрыла на стол, подавала сосиски с картошкой, помидорный салат, апельсиновый сок. А она съела сосиски, выпила сок да и спрашивает так вызывающе: «А орехов у вас нет?» Это вместо спасибо.
