Так вот, о девушке, которая набирает номер. Пару минут она молчит, а потом начинает повторять: я больше не могу, я не могу больше, я не могу больше, я больше не могу, я не могу больше… И так далее, без конца. Это была чистая случайность, что я поставила пластинку. Сегодня пятнадцатое августа 1, подумала я, вряд ли будет много звонков, и действительно, я приступила к дежурству больше двух часов назад, но до сих пор никто не позвонил. Стояла страшная жара, маленький вентилятор, который я принесла с собой, не давал ни капли прохлады, город казался вымершим, все укатили за город, на вакации. Я поудобнее устроилась в кресле, попробовала читать, но книга упала на грудь, а я боюсь дремать на дежурстве. У меня замедленная реакция, и если кто-нибудь позвонит, в первые секунды я буду плохо соображать, а именно первые секунды, как правило, и решают, потому что позвонивший может положить трубку, и кто знает, хватит ли у него мужества набрать номер еще раз. Потому я и поставила тихонько моцартовский “Турецкий марш”, веселая музыка действует стимулирующе и поддерживает морально. Девушка позвонила, когда пластинка еще играла. Долго молчала, затем начала повторять, что больше так не может. Я не прерывала ее, потому что для подобных случаев есть свое правило: человек дает волю чувствам и должен высказать все, что хочет и сколько хочет. Когда же наконец она замолчала и сделалось слышно лишь ее прерывистое дыхание, я сказала: подожди секундочку, ладно, я только сниму пластинку, — а она мне ответила: не надо, пусть играет. Конечно, сказала я, я с удовольствием оставлю ее, а тебе что, нравится Брамс? Не знаю сама, почему я вдруг почувствовала, что ключом к контакту может оказаться музыка, этот трюк пришел мне в голову спонтанно, маленькие выдумки иногда провиденциальны, а что касается Брамса, вероятно, это была игра моего подсознания под впечатлением книжки Саган, название которой отложилось в памяти. Это не Брамс, сказала она, это Моцарт. Как Моцарт? — слукавила я. Конечно Моцарт, ответила она уже живее, это же “Турецкий марш” Моцарта. И стала рассказывать мне о консерватории, где училась до того, как случилась эта история.
Дальше все пошло хорошо.
Время тянулось медленно. Я слышала, как пробило шесть часов на колокольне церкви Сан-Доменико, выглянула в окно: над городом висела легкая знойная мгла, по улицам проезжали редкие машины. Я подкрасила ресницы — иногда я находила себя хорошенькой — и растянулась на диванчике рядом с проигрывателем, раздумывая о делах, о людях, о жизни.
