Путь комет. Молодая Цветаева | страница 9



Когда не видит мать, одна из Кирилловн неторопливо сует в Мусин рот сочную землянику — ягоду за ягодой… «Откуда она знала, что мать не позволяет есть — так, до обеду, помногу сразу, вообще — жадничать? Оттуда же, откуда и мы, — мать нам словами никогда ничего не запрещала. Глазами — всё».

И. В. Цветаев с семьей в Тарусе на даче Песочная

«А меня хлыстовки больше любят! — с этой мыслью (вспоминала Цветаева) я, обиженная, засыпала. — Асю больше любит мама, Августа Ивановна, няня (папа по доброте «больше любил» — всех), а меня зато — дедушка и хлыстовки!»

Однажды Кирилловны приглашают цветаевскую семью к себе на сенокос. И — «о, удивление, изумление (мать не выносила семейных прогулок, вообще ничего — скопом, особенно же своих детей — на людях), о, полное потрясение, нас — взяли. Настоял, конечно, отец.

— Эту будет тошнить, — возражала поверх моей заранее виноватой головы мать, — непременно растрясет на лошадях и будет тошнить. Ее всегда тошнит, везде тошнит, совершенно не понимаю, в кого она…

— Ну, стошнит… — кротко соглашается отец, — стошнит, и вся беда… (И, явно уже думая о другом:) стошнит — и чудесно. (И, спохватываясь:) А может быть, и нет — на свежем воздухе…

— При чем тут свежий воздух? — горячится мать, заранее оскорбленная дорожным зрелищем. — Что вагон — что воз — что лодка — что ландо, на рессорах и без рессор, на пароме, на ascenseur’е,[2] — всегда тошнит, везде тошнит, а еще морской назвали!

— Меня пешком не тошнит, — робко-запальчиво вставляю я, расхрабрившись от присутствия отца.

— Посадим лицом к лошадям, возьмем мятных лепешек, — уговаривает отец, — платье, наконец, на смену…»

Когда эта девочка вырастет, совсем вырастет, и ее имя внесут в литературную энциклопедию (за два года до гибели), ей предложат написать автобиографию. Она соглашается. Берет перо в руки. И вот — среди самых важных ее самохарактеристик: «Я у своей матери старшая дочь, но любимая — не я. Мною она гордится, вторую — любит. Ранняя обида на недостаточность любви».

Семья Цветаевых во дворе дома в Трехпрудном переулке.
В первом ряду: Валерия, Марина, Мария Александровна, Анастасия, Андрей Цветаевы. Во втором ряду справа — Иван Владимирович Цветаев

С этой болью она проживет всю свою жизнь — так глубока была рана. Тем более глубока, что с первых дней существования сама Марина любит мать самозабвенно, восхищенно.

И было чем восхищаться! Мария Александровна в избытке наделена талантами. Она незаурядная пианистка, не сделавшая артистической карьеры лишь потому, что этого не разрешил ее не в меру строгий отец. Она играет и на гитаре, прекрасно поет, пишет картины и немного стихи, знает несколько языков. И ревностно помогает мужу в его трудах по созданию в Москве нового музея. Труженица она не менее страстная, чем ее муж Иван Владимирович Цветаев — профессор Московского университета, вечно увлеченный каким-нибудь крайне важным для всех делом.