— Ты чего заливаешься? — сердито накинулись мы на него. Боец захлопал глазами.
— Я… так… случайно… вспомнилось… — растерянно оправдывался он.
На следующий день повторилась такая же история. Теперь смеялся другой боец. Оказалось, что кто-то из разведчиков принес в отряд сборник юмористических рассказов. Читая их, ребята забывались и надрывали со смеху животы. Книгу пришлось до времени отобрать.
Ведя разведку и разбрасывая листовки, мы не забывали о диверсиях на железной дороге. Ребята давно надоедали пустить их проверить взрывчатку.
И вот время подошло.
Диверсию наметили провести на участке Новосокольники — Идрица.
Под вечер две тройки партизан вышли к железной дороге. Одна из них, возглавляемая Виктором Соколовым, направилась восточнее Пустошки, другая, во главе с Поповцевым, — западнее. С Соколовым пошли Николай Орлов и Анатолий Нефедов; с Поповцевым — Николай Горячев и Василий Ворыхалов. Остальные партизаны пошли к шоссе Пустошка — Невель. Лес хорошо скрывал нас от постороннего глаза, и мы двигались днем.
У дороги залегли, замаскировались. Лес по обеим сторонам шоссе вырублен. Справа дорога далеко просматривается. Слева, за небольшим мостом, — сворачивает в сторону и теряется в густом сосняке. Недалеко от нас валяется остов грузовой машины, за ним виднеется одинокая могила с крестом.
— Свой, — говорит Беценко, указывая на могилу.
— Откуда ты знаешь? — удивляется Толя Нефедов.
— Бачишь, крест не березовый и русская каска у ног…
— Немцы! — предупреждает Веренич.
Из-за поворота по шоссе строем и вразброд идут солдаты. Их человек восемьдесят. Они, очевидно, только что вышли из гарнизона. Топот кованых сапог, говор и смех эхом разносится по лесу. Сейчас солдаты поравняются с нами. Уже отчетливо видны их лица, ордена и медали на мундирах. Веренич, сжимая в руках карабин и скрипя зубами, шепчет мне в лицо:
— Уйдут, командир, бить надо… уйдут…
— Лежи, — отвечаю я, дотрагиваясь до его плеча. Чувствую, как тело его бьет легкий озноб.
Немцы прямо перед нами. Один солдат бросил в кювет окурок сигареты — тонкая струйка дыма пробивается сквозь редкую траву.
Когда немцы скрываются, Веренич дает волю своему возмущению:
— Почему не стреляли?
— А сколько, по-твоему, мы могли убить? — задаю я встречный вопрос.
— Сколько? Ну, человек пятнадцать.
— А потом что?
Веренич озадачен.
— Ты не подумал о ребятах. Куда они пришли бы с задания, если бы немцы погнались за нами?
— Это верно, — соглашается Веренич. И как бы к слову добавляет: — А все-таки жаль, что ушли…
