— Я, тов. Майкерский, для того отчеркнул, чтоб исправить. Я, тов. Майкерский, в три ночи всю книгу перепишу, честное слово. Спать не лягу, раздеваться не буду, а перепишу. И на службу ни разу не опоздаю, вот увидите. Это ведь не корыстный какой-нибудь просчет, а случайный, вы сами видите, тов. Майкерский. Я в три дня все исправлю.
Это заявление смягчило сердце начальника. Он еще погорячился для виду, а потом неожиданно сказал:
— Впрочем, вы-то, кажется, вчера как раз немного пили и вели себя незаметно. Ступайте.
Но когда Евин оказался уже в коридоре и собирался вздохнуть с облегчением, дверь кабинета стремительно раскрылась и голос, желавший быть громовым, но сбивающийся на неприятный крик, произнес:
— Но помните: тут вам не оперетка!
Этот голос слышно было по всему зданию. Сотрудники вздрогнули и значительно переглянулись. Понедельник начинался для них особенно тяжело. Они лихорадочно взялись за работу, но было уже поздно, или, вернее, сегодня ничто не могло помочь. Разнос следовал за разносом. Крик послышался уже из коридора. Теперь тов. Майкерский отчитывал Райкина и Геранина.
— Вы что мечетесь тут как угорелые? Вы, может быть, действительно, угорели после вчерашнего? Вы понимаете, что вам говорят, или у вас мысли направлены только на мандолину? Я вас научу о службе думать! Музыканты какие нашлись! Здесь вам не оркестр! И не урок танцев, понимаете?
И не успели сотрудники опомниться, как тов. Майкерский лично появился в зале, где они работали, и окинул всех подозрительным взглядом.
— Сколько времени мне еще ждать накладных? — крикнул он. — Надо на вокзал ехать, а вы, тов. Ендричковский, разгуливаете, заложив руки в карманы! Вы, может быть, думаете, как бы вам сравняться остроумием с опереточными танцорами? Вы, может быть, тоже полагаете, что ноги у человека важнее головы?
— Если мне сейчас на вокзал бежать, так ясно, что ноги важнее, — злобно огрызнулся Ендричковский.
Остальные опустили головы, и в наступившей тишине было отчетливо слышно, как где-то очень далеко метла шаркала по тротуару. Тов. Майкерский заморгал глазами, помолчал, будто собираясь с духом после проглоченного горького лекарства, потом смерил Ендричковского глазами и сказал мирно и тихо:
— Если вам угодно откомандироваться в балаган, я могу вам доставить это удовольствие..
— Мне и в этом балагане хорошо, — не смущаясь, отрезал Ендричковский.
Тут тов. Майкерский просто не нашелся. Он был так ошарашен, что не мог произнести ни одного слова. Он посмотрел по очереди на Петракевича, Лисаневича и Язевича, но те избегали растерянного взора начальника. Он резко повернулся на каблуках и увидал Петра Петровича, безучастно стоявшего в стороне. Казалось, что Петр Петрович даже не слыхал происшедшего. Тов. Майкерский вздернул голову, повернулся к двери и на ходу уже крикнул:
