- Глядите!
Паровоз медленно приподнимался с рельсов. Приржавевшие колеса - это они визжали, отрываясь от прикипевшего железа - медленно, а потом все быстрее начали вращаться, лязгнули шатуны.
- Я сплю, что ли? - Саня протер глаза.
- Дурацкий вопрос, - сердито и почему-то шепотом ответил Серега, - прямо как в кино. Ты же не один это видишь!
Качнувшись в теплом воздухе, паровоз замер, потом двинулся вбок, прямо на приятелей.
- Э, ты чего? - Саня отмахнулся от "Фэда", точно от живого, но тот и сам остановился - покачался еще и приземлился на асфальт, громко хрустнувший под ребордами снова замерших колес.
Серега оглянулся на Мишку. Его друг, осторожно ступая, подошел к паровозу. Погладил выпуклый бок. И расплылся в широкой улыбке.
- Вы кто? - робко спросил Саня, глядя на мужчину в рваной куртке.
- Часть той силы, - туманно ответил тот, - ну или этой. С какого боку посмотреть.
- Спасибо, я тоже Гёте читал, - вежливо отозвался Саня, - но все же?
- Вам это так важно? Глядите - все билеты проданы, ваш локомотив готов тронуться. Вот только дыма из трубы, боюсь, обещать не могу.
- Я сам готов тронуться, - тихо пробормотал позади Серега, - и кажется, уже...
- А можно? - вдруг спросил Мишка. Приятели разом посмотрели на него. Он уже взялся за перила трапа, ведущего в кабину машиниста, и поставил одну ногу на железную ступеньку.
- Куда полез? - занервничал Саня, но бомж махнул рукой:
- Конечно можно. Выбирайте маршрут - и вперед. Только к утру паровоз должен вернуться на пьедестал. С вами или без вас.
- А я думал, он превратится в тыкву, - хмуро сказал Серега, и сунул в карман нераспечатанную бутылку коньяка. Потом ткнул Мишку в широкую спину. - Ну и чего мы там застряли, о любитель экстрима? Лезь давай! Не ты один хочешь увидеть город с высоты паровозного полета...
Когда Саня аккуратно прикрыл за собой тихо клацнувшую дверцу и высунулся из окна, с которого исчез крашеный щит - мужчины внизу уже не было видно.А может быть вот он, там, стоит среди тополей, резкая ломаная тень в гуще других таких же. Паровоз поднимался все выше, и холодный ночной туман скоро остался внизу.
А над облупившейся железной крышей теперь было только чистое небо, и звезды - большие, точно огни железнодорожных семафоров.
