Пласс сорвалась на крик:
— Звезда и Рок!..
Над «Редутом» вихрем кружились лучи мировых линий, исходивших из черного центра бреши. С каждым движением они изменяли ландшафт, сдвигая его черты на десятки метров, увеличивая, их или уменьшая, так что вся земля была покрыта рябью.
Олми такого себе и представить не мог. «Редут» покоился посреди детского кошмара — холмы были усажены, как деревьями, человеческими руками и ногами, отделенными от тел; их пальцы судорожно сжимались и разжимались. На одном холме стоял замок, сложенный из зеленых стеклянных кирпичей, с одной огромной распахнутой дверью и окном. В дверях стояла фигура, похожая на человеческую — должно быть, статуя, — в несколько сот метров высотой, стояла и размеренно кивала головой, как идиот. Во дворе перед замком толпились сотни других фигур, гораздо меньше той, но все равно гигантских. Они отбрасывали красные и черные тени, развевавшиеся по непрестанному ветру изменяющихся вероятностей… Олми подумал, что это, возможно, огромные псы или бесхвостые ящерицы. Однако Пласс сказала:
— Мой муж рассказывал об ассистенте Исы Данны, Рэме Чако… Его размножили и заставили бегать на четвереньках.
Великан, стоявший в дверях замка, медленно поднял огромную руку, и ящерицы, давя друг друга, выбежали со двора и принялись прыгать, будто пытаясь ухватить зубами пролетавший над ними посадочный аппарат.
Олми услышал, как кровь бьется у него в висках. Он не мог заставить себя поверить, что все это — реальность. Собственно, не было никакой причины считать это реальностью в каком-либо смысле, понятном для его тела. Расп и Карн, в свою очередь, растеряли прежнюю уверенность и сидели, прижавшись друг к другу. Ключи на тесемках болтались у них на запястьях.
Аппарат развернулся контактными точками навстречу тяговым полям «Редута». В кабину хлынул, словно струя крови, яркий свет. Олми приказал компьютеру вывести широкоугольное изображение «Редута» и окрестностей. Изображение медленно развернулось в тесноте кабины.
Казалось, изменения никогда не прекратятся. Что-то не только рассекло на части человеческое тело — или много тел — и немыслимо исказило эти части, но и с мыслями и желаниями человеческими сделало то же самое, а то, что получилось в результате, рассеяло вокруг, не придерживаясь никакого видимого порядка.
В долине — именно такой, как описывала Пласс, — сидела на корточках возле колыбели, в которой копошились сотни голых людей, огромная, вровень с фигурой в дверях замка, синекожая женщина. Она медленно опустила руку в котел человеческой плоти и стала ее перемешивать. Длинные волосы женщины превратились в лучи и залили все вокруг густым, тяжелым зеленым свечением.
