Мэри понадобилось какое-то время, чтобы вспомнить, что такое «судебный надзор»: постоянный просмотр передач импланта-компаньона, так что всё, что поднадзорный говорит и делает, немедленно становится известным.
— Не знаю, — сказала Мэри. — Как я уже говорила, я практикую контрацепцию, которую моя религия напрямую запрещает, так что нельзя сказать, что я против любых способов предотвращения зачатия. Но… но не позволять невиновным людям размножаться — это неправильно.
— Ты готова принять стерилизацию самого преступника, но не его детей, братьев, сестёр или родителей в качестве альтернативы казни либо лишению свободы?
— Наверное. Я не знаю. При определённых обстоятельствах, возможно. Если приговорённый сам этого хочет.
Золотистые глаза Понтера удивлённо расширились.
— Ты готова позволить изобличённому лицу самому выбирать себе наказание?
Мэри почувствовала, как ёкнуло сердце. Было ли это канцелярское «лицо» попыткой Хака передать гендерно-нейтральное местоимение, существующее в языке барастов, но не в английском, или Понтер таким образом дегуманизирует преступника?
— Да, в ряде обстоятельств я бы дала преступнику возможность выбора из нескольких возможных видов наказания, — сказала она, вспоминая о том, как отец Калдикотт позволил ей самой выбрать себе епитимью, когда она исповедовалась в последний раз.
— Но ведь очевидно, — сказал Понтер, — что в некоторых случаях уместно лишь одно наказание. Например, за…
Понтер вдруг замолчал.
— Что? — спросила Мэри.
— Нет, ничего.
Мэри нахмурилась.
— Ты имел в виду изнасилование.
Понтер долго молчал, уперев взгляд в грязный каменный пол, по которому они шагали. Мэри подумала было, что обидела его предположением, что он настолько бестактен, что завёл разговор на такую чувствительную тему, но когда он, наконец, заговорил, его слова стали для неё полнейшей неожиданностью.
— На самом деле, — сказал он, — я имел в виду не изнасилование вообще. — Он посмотрел на неё, потом снова уставился в пол; фонарик на каске осветил мешанину отпечатавшихся в гряди следов. — Я имел в виду твоё изнасилование.
Сердце Мери встревожено затрепетало.
— Что ты имеешь в виду?
— Я… у нас, среди моего народа, не принято таить от партнёров секретов, и всё-таки…
— Да?
Он повернулся и посмотрел вдоль тоннеля назад, словно желая убедиться, что рядом никого нет.
— Есть нечто, о чём я тебе не рассказал — о чём я не рассказал никому, кроме…
— Кроме кого? Адекора?
Но Понтер покачал головой.
