— Почитай Библию, там, где заложено, — положил он конец нашему бездействию.
— Бытие. Боже мой, как мир был прекрасен без сложностей. — Колдунов, по своему обыкновению, прервал мое чтение.
— Кто больше согрешил, Адам или Каин? Отец или сын? Бог сказал Адаму: «Не ешь плода от древа», Каину он не говорил: «Не убивай брата своего».
— Как вы себя чувствуете? Остаться на ночь? А если вам снова станет плохо?
— Не станет. Отец Михаил уже знает, которая из икон Соловецкая.
— Вот видите, вы разволновались, Владимир Дмитриевич, а сердце после ангины ослаблено, — долго ли до беды.
Нитроглицерин привел его в себя, но держала в этом мире спичка.
— Не потому, не потому. Бог послал мне эту икону, а дьявол…
— Что дьявол?
— Я получил известие из полиции, — Колдунов не в состоянии был скрыть возбуждения. У него блестели глаза, он покраснел. Час назад он умирал.
— Я видела у вас в спальне фотографию женщины, — мне не следовало говорить о случайно увиденном снимке. Илонка упоминала какую-то неприятную историю с его женой. О других его родственниках, о семье я не слышала. Лицо на фотографии было мне откуда-то знакомо. Где-то я его видела, но где?
— Фотография? Там икона.
В спальне не было времени присматриваться. Я искала лекарство. От лампады больше тени, чем мерцающего света.
— Принеси ее, — приказал Колдунов.
Он зажег спрятанную за буфетом галогенную лампу. Гостиная озарилась белым светом. Я держала большую икону Богоматери. Доска не была старой. Краска растрескалась и почернела.
— Ты видела похожий образ? — Колдунов стоял рядом, опираясь о стол. От слабости руки его дрожали. — На выставке? В альбоме? — допытывался он.
— В гостинице, — осенило меня. — Владимир Дмитриевич, мне показалось. Не образ. Я видела похожую женщину.
— В Париже? Богоматерь? — усомнился он.
— Там, где я работаю, в отеле «Равийяк», живет похожая женщина. Большие миндалевидные глаза, тонкий нос, такие же припухшие губы.
— Живет в гостинице?
— Уже год, с любовником младше нее.
Колдунов страдальчески вглядывался в меня. Быстро выпил нитроглицерин. Боль отступила, напряженное лицо расслабилось.
— Уходи.
Я не хотела оставлять его одного.
— Ну, иди же, — он вывел меня в переднюю.
— Может, это инфаркт?
— Думаешь, я тороплюсь на тот свет? У меня есть моя икона. Нет только свечки. Я не пойду в потемках. Еще заблужусь, — шутил он. Ему стало лучше, и он бредил на свой лад: — Помнишь, что ты мне читала у Булгакова? «Богоматерь — это вечная свеча, принимающая свет Господа».
