Они защищались с помощью горного хрусталя. Не знали ничего тверже. Они вырезали из него черепа для жертвоприношений. Сны хрустальных черепов были прозрачны, омывали их, как вода.
Головы людей омывают сны. Окуривают дымом воспоминаний и предчувствий. Индейцы знали, что грядет сонная волна, затопляющая мысли. Выше городских стен. Заливающая безумием. Когда волна приближалась, они видели ее во сне: несущую густой дым — тяжелый сон без снов, от которого нет пробуждения. Каждую ночь они ложились на новом месте, нетронутом снами. Если однажды утром предметы теряли обычный цвет и вес, это значило, что приближается девятый вал. Вещи становились сонными, непригодными наяву.
В городе оставался жрец. Он засыпал на жертвеннике. Давал пожрать себя кошмарам, чтобы спасти бежавших горожан. Ему снились страдание и безумие. Он досматривал сон до конца. Люди вновь были чисты. Они возводили новый город. Сменялось два-три поколения, и сны крушили каменные стены, мутнел хрусталь жертвенных черепов. Жрец засыпал».
Хосе не проснулся. Он умирал от снов.
Я расстилаю простыню. Натягиваю ее на кровати. Она станет полотном картины «Женщина и мужчина».
Ты протягиваешь ко мне руки. Кладешь на себя. Ты смеешься тому, что мужчина — прекраснейший из людей. Но ведь я права. Смотри, твои ноги сильны. Узкие бедра, живот — система мускулов. Рисунок чистейший, без намека на нескладную, мешковатую беременность. Ты — не кладовка с салом, напиханным в валики зада и грудей. К тебе не присосется изнутри голодный эмбрион. Взгляни:
Твоя самая маленькая мышца — вот эта, на запястье, соединена мускулами с предплечьем. Их движения поддерживают сухожилия спины. Они не исчезают где-то в округлостях, не растворяются в жире. Женщина, взрослея, становится пышной, мужчина — обретает силу.
В первый раз увидев мои обнаженные груди, ты сказал: «Они беспомощны, как разведенные руки». Ты целуешь их, и они святы. Розовеет ареола сосков. Наша Святая Сисанна, заступница с двумя реликвиями. Им нужно поклоняться: лизать. Терзать их, кусая, сжимая, ведь нет святости без мученичества.
Секс пахнет изо рта и слюнявится между ног, когда ты говоришь со мной нежнее поцелуя. Ты вкладываешь язык между моими губами. Мы разгрызаем: лю-у-блю. И падают декорации слов. В стоне голос обнажен. В самой сердцевине крика. Желание не выразить заученными, дрессированными словами.
Остается ритм, пульс крови. Долг ритма, призывающего наслаждение. Я прокрадываюсь под тебя. Слизываю капли пота. У них прозрачный вкус. Из них струится теплота, соленая слезливость, липкость вожделения. Подожди — я отталкиваю тебя ногой. Ты берешь ее в рот. Лаская, разделяешь пальцы. Мокрую, вытираешь о щеку.
