— Костя, — услышал он, как шепотом повторила Анна Георгиевна, наклоняясь через перила. — Все хорошо. Опасность миновала. Она заснула.
Анна Георгиевна еще что-то шепотом говорила, он слушал слова, но смысла их не улавливал. Ему хотелось сказать Анне, что она необыкновенный человек и необыкновенный врач, что он до самой смерти не забудет, что она сделала для него. Но Костя ничего этого не сказал. Он только вымолвил:
— Анна Георгиевна… — и замолчал.
— Хорошо, Костя, — сказала Анна Георгиевна, — ты иди домой. А после тихого часа придешь. Раньше пяти и не вздумай приходить. Ей надо отоспаться. Слышишь Костя!
Глава двадцать первая
Ровно в 16.00 Костя шел по Центральному проспекту, как громко называлась небольшая улочка, по обеим сторонам которой расположены фотография, ресторан и все магазины их небольшого городка. Проспект, сделав легкий поворот, упирался в площадь-пятачок, а от нее шел прямой квартальчик, с газонами, с раскрашенными в разные цвета скамейками, с неизменным бассейном.
Собственно, к этому квартальчику и направлялся Костя. Он только что хорошо пообедал: окрошка, отбивная, овощное рагу, оладьи и компот возместили трехсуточную потерю аппетита.
Завернул по пути в винный погребок, почти единственный из всех магазинов, который он посещал.
— Вы очень помолодели, Сусанна Петровна, — сказал он продавщице, собиравшейся на пенсию.
— Сколько б я ни молодела, такой, как твоя девушка, мне уж не быть, — весело отозвалась рыжеволосая дебелая продавщица.
«Такой, как моя девушка, нет на планете Земля», — подумал Костя.
— Что это ты сияешь сегодня, как новенький гривенник? Чего тебе налить?
— Как всегда — стакан «Рислинга». И еще с собой бутылочку. Нет у вас чего-нибудь помягче?
— Если помягче — возьми «Алиготе».
Холодное, терпкое вино слегка ударило в голову.
Он отсалютовал рукой Сусанне и вышел на проспект. Поднялся, пересек площадь, постоял у бассейна, оглядывая кусты роз, и зашагал к скамейке, стоящей в центре.
Это был самый замечательный куст на всем южном побережье. Розы цвели на нем крупнее обычных. Одна роза, величиной с десертную тарелку, казалась совершенно неправдоподобной. Недаром у этого куста всегда торчал сторож дед Софроныч.
Костя подошел к Софронычу.
— Ну, как жизнь?
Софроныч промолчал. Вопреки всеобщему мнению о болтливости стариков, он не любил «трепатни».
— Закурим. — Костя протянул коробку «Казбека».
Старик взял папиросу, подумал и взял еще одну.
Закурили.
— А что, дед, если нам выпить? Сбросимся?
