Через полчаса она дремала или делала вид, что дремлет — лежала, откинув голову на высокие подушки.
И снова Асю поразило и тронуло: в соседней мужской палате наступила тишина.
Пришла из своей седьмой палаты Люда и, устроившись у Шурочки на кровати, разложила свои конспекты. Читала и все поглядывала на Екатерину Тарасовну.
Следующий день начался с общего огорчения: вернулась Элла Григорьевна. После завтрака Варенька объявила:
— Обход будет поздно. В два. А вас, Екатерина Тарасовна, сейчас понесут на рентген.
— Как же так, Варенька, — тихо произнесла Екатерина Тарасовна, — ведь Анна Георгиевна запретила мне даже шевелиться.
Варенька пожала плечами и поспешно вышла.
Появились няни с носилками.
Когда Екатерину Тарасовну унесли, Зойка мрачно сказала:
— Ну, теперь эта пойдет свои порядки устанавливать.
Шурочка, попудрив нос, отправилась выяснять, как и что, а вернувшись, сообщила: с Екатериной Тарасовной снова было плохо. Да еще как! Все посбежались! Еле отводились.
Внесли на носилках Екатерину Тарасовну. Ася взглянула на желтый заострившийся профиль, и ей показалось: все кончено. Но нет, слава богу, кажется, дышит, тяжело, хрипло, но дышит…
Варенька, нагнувшись к Екатерине Тарасовне, сказала:
— Сейчас вам сделают переливание. Я скоро приду, а пока с вами побудет няня Стеша.
Чтобы быстрее прошло время, Ася принялась за письмо мужу. Прочитав его, изорвала. Слишком мрачно. Попробовала читать — не получилось. Тогда она положила руки поверх одеяла и стала ждать. И вдруг, каким-то обострившимся за последнее время чутьем, поняла — и другие ждут: и переставшая улыбаться Шурочка, и тетя Нюра, тихая Рита, и всегда такая озорная, а сейчас присмиревшая Зойка, и Пелагея Тихоновна.
Врач — на ее лице была надета марлевая маска — вошла стремительно и остановилась у кровати Екатерины Тарасовны.
— Как вы себя чувствуете?
При звуке ее голоса какая-то тень пробежала по лицу Екатерины Тарасовны. Она пристально взглянула в глаза вошедшей.
— Кто это? — Ася глазами показала на врача.
— Элла… — так же чуть слышно ответила тетя Нюра.
— Перенесите больную в операционную.
— Не могу я… лечь… на носилки.. — с трудом проговорила Екатерина Тарасовна.
Пот крупными каплями выступил у нее на лбу.
— Все могут, а вы не можете?!
— Они не могут, — вмешалась Зойка, — они как лягут, так у них хлынет. Анна Георгиевна не велели их трогать. Велели здесь делать переливание.
Из-под белой шапочки сверкнул рассерженный взгляд.
Внесли носилки. Няни выжидающе поглядывали на врача.
