— Мне не обязательно видеть Фредерику, я должен лишь сообщить ей кое-что. Это очень важно.
— В таком случае, напишите все, что нужно, я передам ей, как только закончатся гимнастические игры.
Я расстроился (и попытался показать ей это).
— Нет, так не пойдет. Такое нельзя сообщить письмом.
— У вас в семье кто-то умер?
— Нет. Скажем так: семейные неприятности. Простите, мэм, мне не хотелось бы говорить об этом с посторонними. Это касается ее матери.
Она смягчилась, но не до конца. Тут в дискуссию вступил Пит. Я не хотел оставлять его в машине, зная, что Рикки непременно захочет увидеть его. Он не любитель лежать на руках и как раз в этот момент ему это надоело.
— Уарр? — сказал он.
— Ой, какой хороший. У меня дома тоже есть кошка и, похоже, тех же кровей.
— Это кот Фредерики, — торжественно объяснил я. — Мне пришлось таскать его с собой, потому что… ну, некуда девать. О нем некому позаботиться.
— Ох, бедненький! — и она почесала его под челюстью. Обычно Пит резко пресекает все поползновения незнакомых людей, но она, слава Богу, сделала все, как надо, и он разомлел до неприличия.
Наконец, блюстительница юных сердец велела мне подождать за столом, что стоял под деревьями, недалеко от штаба. Там можно было присматривать за мной, не нарушая приватности разговора. Я поблагодарил ее и стал ждать.
Я не заметил, как подошла Рикки.
— Дядя Дэнни! — услышал я. И тут же, стоило мне обернуться. — Ты и Пита привез! Как чудесно!
Пит мурлыкнул и перескочил к ней на руки. Она ловко поймала его, уложила, как он больше всего любил, и с полминуты они не обращали на меня внимания, исполняя тонкости кошачьего протокола. Потом она посмотрела на меня и совершенно спокойно сказала:
— Дядя Дэнни, я очень рада тебя видеть.
Я не стал целовать ее. Даже не прикоснулся к ней. Я с роду не любил тискать детей, да и Рикки с малых лет терпеть этого не могла. Наше своеобразное родство всегда держалось на принципах взаимного уважения личного достоинства.
Зато я пожирал ее глазами. Мускулистая, с торчащими коленками, еще не сформировавшаяся, она уже была не такой миленькой, как маленькие девчонки. Шорты, рубашка навыпуск, шелушащийся загар, царапины, синяки и необходимое количество грязи тоже не добавляли ей женских чар. Это был набросок женщины, но вся ее угловатость с лихвой окупалась огромными сияющими глазами и неистребимым очарованием эльфа-замарашки.
Она была восхитительна.
— И я рад, Рикки, — ответил я.
Пытаясь совладать с Питом одной рукой, она порылась в набитом кармане шорт и достала смятый конверт.
