Постояв с минуту у порога, большевики затворили за собой дверь и пошли обратно.
— Старуха-то какая важная, — сказал один из них, — словно княгиня.
— Княгиня и есть.
— А ведь им, братцы, конец пришел.
— Смотри-ка, смотри-ка, чайников-то сколько в шкапу, и куда им столько!
— Ну ладно, ладно, ступай, не задерживайся.
Доложили начальнику, что при обыске ничего подозрительного не обнаружено.
— Ну ладно, — сказал он, — идем, а то, может быть, нашим подкрепление нужно.
После их ухода все несколько успокоились. Иван Григорьевич сказал торжественно, что он большевиков уважает.
Ночь прошла сравнительно спокойно. Но утром Вася проснулся от какого-то ужасного треска и грохота. Весь дом содрогнулся и кое-где с потолка посыпалась штукатурка. Вася наскоро оделся и побежал узнавать, в чем дело. Оказалось, что снаряд попал в угол крыши и оторвал часть карниза.
Почти тотчас же вслед за ним другой снаряд разорвался над домом и обсыпал крышу осколками, словно горохом.
Откуда-то пронесся слух, что юнкера решили разгромить до-чиста все кварталы, занятые большевиками.
Стрельба все усиливалась, к вечеру в соседнем переулке загорелся дом и яркое зарево осветило все комнаты. В эту ночь в доме Анны Григорьевны никто спать не ложился. Иван Григорьевич категорически заявил, что в этом особняке оставаться дольше невозможно.
— Помилуйте, — говорил он, — ведь мы очутились в самой боевой зоне, вон на Девичьем поле совершенно спокойно! Мой совет, как только стрельба немного стихнет, перебраться к Полозовым на Погодинскую улицу. Места у них для нас хватит, а за домом пока Петр присмотрит.
Сначала Анна Григорьевна решительно отказывалась выйти из дома, утверждая, что их непременно убьют по дороге, но когда у горевшего дома обрушилась крыша и миллионы искр взметнулись к небу, она согласилась, скрепя сердце.
На рассвете стрельба несколько затихла.
— Ну, — сказал Иван Григорьевич, — теперь самое время. Только одевайтесь попроще: не на бал едем. Предводитель команчей, собирайся. Франц Маркович, торопись, батюшка!
Франц Маркович за последние дни имел совершенно ошалелый вид, и теперь он с перепугу побежал укладывать свой чемодан.
— Я не могу оставить свое имущество на поругание разбойникам, — повторял он.
Но Иван Григорьевич решительно запретил ему брать с собой чемодан.
Были тусклые предрассветные сумерки, когда они вышли из ворот и пошли по пустынному переулку по направлению к Смоленскому бульвару. Впереди шел Иван Григорьевич, за ним шла Анна Григорьевна под руку с Дарьей Савельевной. Обе они были одеты в старые салопы, повязаны темными платочками, и несли в руках по узелку. Франц Маркович и Вася замыкали шествие.
