Мы оставили Васю в тот момент, когда Франц Маркович схватил его за руку и потащил домой.
Дело в том, что слово «большевик» внушало Францу Марковичу необычайный ужас.
Теперь он был в особенно дурном настроении, вследствие утраты своих часов.
Петр с сияющим лицом открыл им дверь. Вася очень удивился, так как отвык видеть его улыбающимся. Но каково же было его удивление, когда, посмотрев в окно, он увидел на дворе молодого солдата, беседовавшего о чем-то с дворником. У солдата на груди был большой красный бант. Вася, вглядевшись в его лицо, воскликнул в радостном недоумении:
— Да ведь это же Степан, сын Петра!
И он, как был, выскочил на двор.
— Степан, разве вас не убили? — закричал он, подбегая к солдату.
Тот усмехнулся.
— А вот не убили, — ответил он, — убивать убивали, а убить не убили. Ну, а ты как поживаешь, буржуйчик!
— Я вовсе не буржуй, — отвечал Вася, но Степан, повидимому, был увлечен своей новой революционной ролью.
— Ладно, ладно, рассказывай, знаем мы вас, капиталистов, — как увидали, что дело плохо, так все на попятную.
В это время Анна Григорьевна вернулась с Дарьей Савельевной из церкви.
Степан насмешливо посмотрел на нее, не считая нужным поздороваться.
Вася, вернувшись домой, слышал, как Анна Григорьевна спрашивала горничную:
— Что это за солдат там, на дворе?
— А это Степан, Петра сын.
— Разве он не убит?
— Ошибка вышла, ранили его очень тяжело, а убить не убили. Да какой отчаянный, в большевики поступил.
— Ну, я в своем доме большевика терпеть не буду, — сказала тетушка и, строго взглянув на разболтавшуюся Феню, величественно шумя шелковым праздничным платьем, прошла в столовую.
Дарье Савельевне было поручено сказать Петру, чтобы Степан немедленно отправлялся туда, откуда пришел. Дарья Савельевна, не любившая Петра, с удовольствием взялась выполнить это поручение.
Она напустила на себя смиренный вид исполнительницы господской воли и, переваливаясь на своих коротеньких ножках, вошла в буфетную.
Петр убирал в шкаф посуду, то и дело подбегая к окну и любуясь сыном.
— Петр Миронович, — сказала Дарья Савельевна со вздохом, — сыночек-то ваш вернулся и здоровехонек, чай, рады?
