И вот наконец время пришло…
Робин Гуд, закованный в железо и ужасающе неповоротливый, как старый краб, бочком подошел к супруге и сказал:
— Что ж, моя леди… Пора прощаться.
Леди Мэрион, всхлипнув, повисла у него на шее.
— Я люблю тебя, Робин! Я так тебя люблю! И я верю… Мы свидимся там, на небесах!
— Я тоже люблю тебя, моя госпожа. С самого первого мига, когда увидел тебя… Помнишь, как я спасался от погони и запрыгнул через окно в твою спальню? И ты не выдала меня, мое сердце! Ты — как майское утро… Помнишь?!
— Да, помню, Робин…
— Так ты прости, если что не так было. Мы с тобой славную жизнь прожили. Вон, каких детей ты мне родила!
— Робин! — леди Мэрион стиснула мужа в объятиях, из глаз ее хлынули слезы.
Но потом она совладала с собой.
Отстранилась, перекрестила его, поцеловала в лоб:
— Иди. С тобой Бог, истина, мои молитвы и моя любовь.
Робин Гуд хлопнул по плечу Маленького Джона, приобнял брата Тука — здесь слова прощания были не нужны: столько раз они смотрели смерти в глаза, что уже перестали ее бояться.
Потом он подошел к сыну:
— Будь мужчиной, Дик! Чем бы ни кончилось… За старшего остаешься. Помни — ты один защита маме, и девочкам, и младшему. Так что — если я не сумею твою невесту отстоять, то ты уж не дай горю возобладать над рассудком. Помни о долге. Пока Маленький Робин не подрастет… Кстати, его с утра не видел. Ты скажи ему, что я его любил, несмотря на все его проказы. Он славный мальчик. И Мэри… Если она еще сердится на меня… Скажи, что я признаю, что был не прав. Я прошу у нее прощения. И… Пусть она выходит замуж за своего шерифа. Я благословляю.
— Отец!
— Ричард! Помни — ты мужчина! Тебя крестил сам король Львиное Сердце, ты носишь его имя — не посрами его! И меня, своего отца…
Они обнялись. Не как отец с сыном — как мужчины.
Откуда-то появился брат Адалард, он приобнял Дика здоровой рукой, прошептал на ухо:
— Крепись, друг!
Робин Гуд вышел из палатки.
Его уже ждал отец Бартольмью.
Робин Гуд, пыхтя, опустился на колени — принять благословение.
Элевтер фрон де Марч тоже вышел из своей палатки — рослый, статный, грозный в своих великолепных зеркально-сверкающих доспехах.
И грациозно опустился на колени перед отцом Никодимом — тоже принимал благословение.
И тут раздался стук копыт, и крики в два голоса:
— Отец! Отец!
Торжественность момента была разрушена.
Элевтер фрон де Марч оглянулся и кисло сморщился.
Отец Никодим гневно полыхнул глазами на «святотатцев».
А Робин Гуд расплылся в счастливой улыбке — ведь это были Маленький Робин и Мэри, те, с кем он еще не успел попрощаться! Робин — на Орлике, Мэри — на бешеной горячей Чертовке. Самые быстрые кони в конюшне Локсли, к которым Робин Гуд строжайше запрещал приближаться своим детям! Ну, да не ругать же их за это в такой момент…
