Барабаны пустыни | страница 17
Но что-то все-таки удерживало Халима от этого шага. Что, спрашивается? Сколько раз Халим-эффенди начинал рассуждать вслух, пытался понять самого себя, принимал решение, ругал себя, поносил за слабоволие. Что толку? Вспоминал отца. Ведь тот тоже был школьным учителем. Как он мечтал, чтобы сын пошел по его стопам…
Все меняется в Триполи. Только у него, Халима, все без изменений.
Ну что же, пора и собираться. Портфель, учебники, тетради. Все, кажется, на месте. Ох уж эти тетради, заполненные детскими каракулями! Своих учеников он знает прежде всего по почеркам. Сколько же учеников побывало у него за эти двадцать лет?! Попробуй спроси их, кем они хотят стать. Вот раньше все было просто, многие мечтали стать учителем. А теперь?
Вот, например, Ибрагим, этот отпетый лентяй и тупица, так он, видите ли, хочет быть эстрадным певцом, ни больше и ни меньше, не просто каким-нибудь там провинциалом, а таким, чтобы физиономия его украшала обложки популярных иллюстрированных журналов. Салех, тот спит и видит себя киноактером, а Али — повсюду главный — хочет стать по меньшей мере директором частной фирмы. Надо спешить. До школы стало тяжело добираться. Вот раньше совсем по-другому было, он доходил до нее всего за несколько минут. Теперь путь к школе преградили высокие гостиницы, роскошные магазины, торговые конторы с огромными окнами. Улицы не узнать! Да, что и говорить, мир меняется буквально на глазах. Получают освобождение народы, возникают новые государства. А ты, Халим, по-прежнему учитель! Каждый день приносит тебе одно и то же — ранние пробуждения, тетради… Хоть бы что-нибудь изменилось!
Однажды его приятель — доктор — посоветовал ему: отдохни, поезжай в Европу.
Европа! Ев-ро-па… Он знал ее по учебникам, изучил по книгам, изъездил по атласам. Каждую страну! Каждый мало-мальски крупный город. Но побывать в ней ему так и не довелось. Да, конечно, неплохо было бы отдохнуть, совершить путешествие. Но где взять деньги? Ведь у него как-никак пятеро детей: Талиб, Мухаммед, Махмуд, Ибрагим и совсем еще крошка Суад. Всю эту компанию он должен кормить, поить, выучить. Тысячью нитей связан он с этими четырьмя стенами. С классом, с этой длинной, коричневого цвета доской. В этом классе, помнится, еще учился его старший сын — Талиб. Способный мальчик. Он всегда был самым лучшим учеником. Как мечталось Халиму, чтобы сын его стал учителем. Он твердо верил, что придет время, непременно придет, и слово «учитель» снова, как прежде, будет произноситься с благоговением, и сыну его уже не придется с грустью смотреть на монеты, пересчитывая их перед зарплатой, покупать хлеб и зелень в долг. Ну а он, Халим, что с ним? По-прежнему — на низшей ступени социальной иерархии. Где теперь его однокашники? Куда, например, запропастился тот, которого все за длинные уши и выдвинутую вперед челюсть звали между собой «верблюд». Он вечно проваливался на всех экзаменах. Теперь, говорят, стал дипломатом. Известная фигура в обществе. Надо же, живет себе припеваючи, все время за границей. А ты, Халим? Пишут о тебе в газетах? Кто тебя знает? Твое имя встретится разве что лишь в списках учителей, да знают тебя парикмахер, у которого ты стрижешься уже десять лет, и несколько лавочников в твоем квартале — и все!