Николаю сделал замечание заведующий кафедрой, доцент, окончивший в Саратове аспирантуру. Савкин сказал, что в лекциях по экономгеографии капиталистических стран незачем рассуждать о природе фашизма. Савкин давно не посещал лекций доцента Пылаева. Значит, кому-то из студентов поручено о лекциях докладывать?
Вторая мелочь была уж точно пустяковой. Николая вызвала кадровичка и спросила, почему он скрыл, что отец жены офицер царской армии. Пылаев возразил:
— Вот же написано в анкете “военврач”, а раз врач, значит, не рядовой.
— Ладно, разберемся,— ответила, не смутившись, кадровичка.
Рассказывая это дома, Николай смеялся, но Маша даже не улыбнулась.
Третий случай был самым неприятным. Как-то рано утром пришел старый вахтер, дежуривший у входа, и сказал, что позавчера приходил “один в штатском”, расспрашивал о Пылаевых и о соседе их, историке, ленинградце Вернере. Старик дрожал от страха и умолял Николая не проговориться: “Знаете, что за это со мной сделают? — А промолчать он не мог: — Сердце велит сказать”. Вахтер действительно любил Николая, всегда с ним приветливого.
После всего этого Маша стала плохо спать, прислушивалась к ночным звукам. Николай успокаивал — нечего из мухи делать слона, потом рассердился: “Я не желаю жить, как дрожащий кролик, который вот-вот попадет на кухню. Дело свое делаю честно, за собой никакой вины не чувствую. Вот это и есть главное, за что надо держаться”.
Время шло, ничего не случилось, Маша успокоилась. Жизнь вошла в привычную колею. Работа, работа — у Николая уже было два потока, лекции повторялись, на Маше — дом, заботы, Катя.
Однажды Николай сказал:
— Знаешь, мне все ясней, что занят я глупым делом. Перемалываю вороха печатной продукции и выдаю студентам жидкую кашицу формальных знаний. Лекции мои так далеки от жизни. Говорю о промышленном потенциале, а фашизм набирает все большую силу — Испания, Италия, Германия.
Выстроили еще один дом для преподавателей университета, но квартиру Пылаевым так и не дали. Они вернулись в Москву.
“Мальчик-мальчик-мальчик, будет мальчик!”
Маленькая старушка пятилась от них задом, смешно притопывая и взмахивая руками. Маша с Николаем шли под руку. Живот тяготил Машу, близился срок, врачи предполагали роды в конце августа, месяц только начался.
Вторые роды, а Маша боялась, как и в первый раз, может, даже больше, потому что знала: боль эта на грани сил человеческих.
“Мальчик, ай, будет мальчик!”
Николай дал старушке три рубля. Маша упрекнула: зачем это? Он сказал: “Потому что я очень хочу сына, понимаешь?” Оба рассмеялись. Старушка пискнула, исчезла, должно быть, побежала за бутылкой. Веселая такая бабулька.
