Сидя за столом на кухне Айрис, Вито курил сигарету и наблюдал, как она очищает тарелки и складывает их в раковину.
— Завтра ими займется девушка, которая помогает мне по хозяйству, — сказал она.
Вито чувствовал себя брошенным, одиноким. Айрис была одета в обтягивающие черные брюки и белую блузку. На ее маленьких ножках были туфли без задников, на запястьях — множество тонких золотых браслетов, а волосы были искусно уложены. Занятая работой, напевая себе под нос, быстро двигаясь от стола к холодильнику и раковине, она показалась Вито столь же недоступной, какой была в первое мгновение их встречи. Он не мог поверить, что он вглядывался в ее глаза с такого близкого расстояния, что видел ярко-розовые уголки век и серые, зеленые и коричневые крапинки радужной оболочки, которые казались ему более драгоценными, чем все драгоценности мира. Он не мог вспомнить, прижимались ли его губы к се губам. Его взгляд упал на резкий, энергичный изгиб ее ягодиц, обтянутых брюками, но он был не в состоянии соединить эту картинку с тем, что он помнил. Если уж на то пошло, то от этого она казалась еще более далекой, более замкнутой. Фактически ему казалось, что никогда ничего не было — ни их любовной игры, ни постели, что он никогда не видел ее тела, ее улыбки, ее нахмуренных бровей. Он робко искал возможности вновь вернуться к ней.
— О, это, безусловно, был замечательный ужин, — сказал он. — Ну ты и повар.
— Спасибо, куколка, — сказала Айрис, не поворачивая головы, — ну ты и едок.
— Если хочешь, я помою посуду. Дома я всегда ее мою.
— Оставь. Завтра придет девушка. Должна же я дать ей хоть какую-нибудь работу.
Вито замолчал. Это было безнадежно. В своем лучшем костюме он чувствовал себя скованно и неуютно. Так сидишь в застрявшем автобусе: ничего нельзя сделать. Вдруг она оставила тарелки и повернулась, чтобы взглянуть на него.
— Малыш! Что случилось? — Она подошла к нему и прижала его голову к своей груди. Почему ты такой печальный?
Чувство полного облегчения. Ее запах, ее тепло, ощущение ее рук на шее.
— Ничего, — сказал он. — Все в порядке. — Он страстно потерся лицом о ее теплый, покрытый шелком живот.
— Эй! Поосторожней с моим ужином, — засмеялась она.
— Меня это не волнует. Мне хочется сжать тебя — вот так.
— Ой, малыш, — сказала она, изогнувшись так, что ее таз крепко прижался к его груди. Она начала покачиваться из стороны в сторону, так что острая кость, покрытая лишь небольшим холмиком плоти, терлась о его грудь.
