— Эй! Послушай, ну и кто же из нас сердится?
Он не обратил внимания на ее слова.
— Ну, — сказал он твердо, — что ты скажешь?
Она долго смотрела на него, не отвечая. Он выглядел до смешного по-детски, взъерошенные кудри упали на брови, нежные, изогнутые губы сейчас были напряжены, а тонкие руки выдавались из плечей, как крылья. Однако его глаза были полны решимости, лицо было серьезным. Отвечая ему, она не была уверена — играет ли она с ним или действительно уступает.
— Означает ли это, что ты… Что я не должна больше ни с кем встречаться?
Он поколебался.
— Нет. Не совсем так. То есть, я не могу тебе приказать — просто, ну как ты чувствуешь.
— Хорошо, малыш. — Она улыбнулась и подняла руки, чтобы обнять его голову. — Хорошо, я буду твоей девушкой. По крайней мере, мы попробуем. Ладно?
— Ладно, — сказал он. Из-за того, что он уткнулся в ее плечо, его голос звучал приглушенно.
— А ты будешь держать язык за зубами, ладно?
— Конечно! — ответил он свирепо, борясь с ее объятиями.
— И всякий раз, когда я захочу, это — мое, хорошо? — спросила она, положив руку себе между ног. И засмеялась.
Он не ответил.
— Ой, что случилось? — спросила она. — Малыш на меня сердится?
— Нет, — пробормотал он.
— Хорошо, — сказала она со смехом. — Кроме того, если я буду твоей девушкой, ты должен сказать мне, что делать и чего не делать. Так?
— Ты просто смеешься надо мной. Дразнишь меня.
Она засмеялась.
— Боже, да ты серьезно! Я забыла, какими серьезными могут быть мужчины.
— Я еще не мужчина, — голос Вито все еще приглушенно звучал из-за ее плеча, но он казался довольным.
— Милый, если я говорю, что ты мужчина, значит, ты мужчина. Ну, и когда же я увижу тебя снова, никогда?
— А? — Вито приподнял голову, удивленно глядя на нее. — Я просто спущусь, чтобы вроде как отметиться у отца, понимаешь?
— Вот что я тебе скажу. Почему бы тебе не спуститься вниз, а потом снова подняться, скажем, через пару часов. В семь часов. А я приготовлю тебе ужин. Тебе это нравится?
— Конечно! — закричал он.
— То есть, ты не утомился и не устал от меня?
Он издал вопль протеста:
— Ты с ума сошла?
— Ладно, ладно. Не вопи. Я просто подумала, может быть, ты хочешь отдохнуть или еще что-нибудь.
Он не мог вымолвить слова.
— Хорошо, хорошо. — Она засмеялась. — Ну, иди оденься. И перед тем, как спуститься, проверь, стер ли ты помаду с лица.
После того, как Вито ушел, Айрис долго лежала в постели, куря и глядя в потолок. Она ощущала пустоту и легкую досаду — результат того, что ее возбуждение не получило разрешения, но она привыкла к этому. Смирилась с этим. Временами, если она достаточно хорошо знала мужчину, если он нравился ей и если она была в меру пьяна — не слишком пьяна, но в меру — она испытывала своего рода безумное освобождение, которое оставляло ее в полном физическом изнеможении и, фактически, в состоянии безнадежной подавленности.
