Необоримая стена | страница 2
Настя не могла сосредоточиться на словах хозяина. Он придавил её всем телом к дивану его руки, казалось, были везде. Спасения не было. Неприятное горячее дыхание у её уха вызывало отвращение. Собрав все силы, она ногой оттолкнула Акакия Петровича и вскочила. Со страшным грохотом он, перевернув стулья и этажерку, упал навзничь и замер в углу. Гробовая тишина тянулась, казалось, вечность. Настя на цыпочках подошла к хозяину. Акакий Петрович лежал на спине с закрытыми глазами. Она дотронулась до его плеча:
— Акакий Петрович… Акакий Петрович! — Настя заплакала. Хозяин не подавал признаков жизни. Ужасающие мысли проносились в её голове. Она никогда не докажет, что защищалась, да и что её слова, слова сироты, против семьи Акакия Петровича. Её обязательно посадят в тюрьму, и никто, никто её уже не спасет. Она его убила! Что она скажет хозяйке, как она могла оставить сиротой свою воспитанницу!
Мозг лихорадочно просчитывал ситуацию. Ей остается только бежать. Сейчас почти двенадцать ночи. Через четыре часа придет Митька, — поваренок, который топит печи на кухне и чистит овощи. Нет сомнения, что он тут же поднимет шум и позовет полицию. Надо бежать прямо сейчас.
Дрожа, как осиновый лист Настя дотронулась до пиджака убитого. Она с детства до смерти боялась покойников. Когда умерла бабушка, она всю ночь просидела на порожке дома, потому, что боялась остаться в доме один на один с умершей. Дрожь не унималась, страх и появившееся легкое головокружение вызывали тошноту. Нащупав в кармане хозяина ключ и открыв двери, Настя кинулась наверх, в свою комнату. Рядом за стенкою мирно посапывала малышка. Если повезет, она не проснется до самого утра. Наспех собрав саквояж с вещами, она кинулась к выходу. Оставив вещи в прихожей, Настя тихонько заглянула в гостиную. Акакий Петрович по-прежнему лежал без движения на полу. У неё продолжала кружиться голова. Она нащупала ручку саквояжа и выбежала на улицу. Ночные улицы были тускло освещены редкими фонарями. Куда идти? Еще год назад она жила с бабушкой на Никитской. Бабушки теперь нет на свете. Дом ушел за долги, она в свои девятнадцать совершенно одна, пригретая семьей Акакия Петровича и назначенная ходить за его дочкой, из жалости и в память о её бабушке, некогда знаменитой оперной певице. Она бежала по городу. Головокружение усиливалось, пришлось замедлить шаг. Глаза слипались. Верно, хозяин что-то подсыпал в чашку с чаем. Шатаясь, словно пьяная, она налетела на высокого мужчину в длинном плаще и шляпе, собиравшегося свернуть за угол. Земля, словно в тысячи раз умножив силу притяжения, привлекла к себе её тело, фонарь заслепил вверху, высоко, прямо над лицом. Странная мысль пришла ей в голову: «Дождик…какой теплый дождик…»