— Папа просил передать, чтобы вы шли со мной. У нас оба Кубичека. Какое-то важное дело, поэтому они хотят поговорить с вами.
— Они все прекрасно могли бы решить с твоим отцом. Что я?.. Я ходил с вами впервые.
— Это что-то очень важное, — повторила Марихен.
— Скорее всего, ты права, — ответил Ганс, — если уж Кубичек из Зальцберга потрудился поутру прийти в Кирхберг... А разве вчера он об этом не знал?
— Наверное, что-то новое и срочное, — сказала девушка.
— Я только что встал и после этой ночной каторги голоде и как волк.
— Поедите у нас, — решила девушка.
Она подышала на свои окоченевшие руки, потом подошла к печи и вытянула руки над ней. Ганс взял бутылку, палил еще одну рюмку и подал девушке:
— На, согрейся.
Марихен не отказалась. Она поблагодарила и подняла рюмку к свету, глядя на красную жидкость.
— Как рубин, — сказала она с восхищением.
А как бы смотрелись рубины на ее белой шейке, в мочках ее нежных ушей? Ганс поглядел на правильные черты юного лица, и чистая красота девушки растрогала его. Если бы это не казалось ему безрассудством, он, наверное, обнял бы ее и прижал к себе. Марии Луизе было бы сейчас столько же. Может, она была бы не так красива, может, у нее были бы другие глаза, волосы... Но она была бы такая же молодая, милая...
У Ганса запершило в горле от неожиданно нахлынувшего волнения. Девушка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Она уже выпила вишневку и поставила рюмку на стол. Ганс хотел было надеть старое пальто, в котором ходил в лес, но, смекнув, что пойдет по деревне вместе с Марихен, натянул выходное зимнее, на голову нацепил шляпу, которую обычно надевал, когда ездил в город, и они вышли. Небо было ясное, яркое солнце слепило. Мороз был очень сильный.
— Кубичек сказал, что сегодня утром было двадцать восемь градусов, — обратилась девушка к Гансу.
Она быстро шла впереди него, подгоняемая холодом. Ганс едва поспевал за ней. Был уже полдень, а деревня словно и не просыпалась. Об обратном свидетельствовал лишь дым, струившийся из труб, да мычание нетерпеливо ожидавшего корма скота, доносившееся из хлевов.
У Кречмера сидели двое мужчин. Кубичек из Кирхберга был грузный, плечистый, а его брат из Зальцберга был ростом повыше, стройный и походил скорее на чиновника. Ганс пожал обоим руки. На столе стояла бутылка водки. Сняв шерстяной платок и толстый свитер, Марихен принесла закуску, разлила водку по рюмкам. Мужчины чокнулись и залпом выпили. Выпила с ними и Марихен. На столе лежали два банкнота достоинством сто крон каждый, не мятые, чистые, еще не бывшие в употреблении.
