Пинегин внушительно возразил:
— Ладно, бабушка одна тоже гадала вроде тебя, только врала, старая. А если и через двадцать, что ж, перспективы свои надо знать.
Проектное задание разрабатывалось столичным институтом, в нем было два варианта, оба представили на выбор и утверждение. По одному — расширялись только рудники, комбинат превращался в крупнейший в мире рудник, а продукция его, руда, вывозилась на заводы центра. По другому варианту — сам институт склонялся к этому второму — строились и рудники и металлургические и коксовые заводы, но извне, из тех же центральных районов, завозился уголь для изготовления на месте кокса.
Пинегин, когда с ним стали согласовывать проектное задание, отверг и первый и второй варианты.
Незадолго до этого в ста километрах от Ленинска, на берегах речки Имарги, геологи комбината нашли месторождение коксующихся углей. Расстояние было не такое уж дальнее, но путь шел через полярные горы и тундровые болота, пересекал бурные речки — даже пешему каждый километр давался с трудом. Но Пинегин загорелся. Он послал в горы новые партии геологов, инженерную разведку, засадил своих проектировщиков за работу. И мало-помалу стала определяться идея: заложить на Имарге шахты и связать их с Ленинском узкоколейкой. Так был создан еще один проект реконструкции комбината с использованием имартинских углей — его и назвали потом «Вариант Пинегина». Это был коллективный труд, но основная мысль принадлежала ему, Пинегину, все это знали. В спорах на коллегии Пинегин отстоял свой вариант, но о претворении его в жизнь нельзя было и думать. Три тома расчетов и чертежей свалили на полку технического архива: пусть отстоится, пока придет время.
Об этом и думал Пинегин, сидя в кресле самолета: пришло время! Сам Алексей Семеныч — сколько он восставал против этого начинания! — вызвал и торопит: скорее, нельзя больше ждать! И не двадцать лет прошло, как он предрекал, всего десять, так оно удивительно обернулось! Нет, их подготовительная работа была не напрасной, теперь все это видят!
Пинегин, отрываясь от плексигласового стекла, хмурил брови, закрывал веки, откидывал голову — так лучше думалось. Со стороны казалось, что он угрюм и недоволен. Он был счастлив.
На аэродроме Пинегина встретил толстый, задыхающийся от нетерпеливого характера и начинающейся астмы Вертушин, руководитель комбинатской проектной конторы. Пинегин не вызывал его: он не терпел парадных встреч; другие, зная эту его черту, не решились явиться в аэропорт. Но Вертушин не посчитался с повадками Пинегина, он не сомневался, что директор летит с важными новостями, — дожидаться официального вызова в кабинет было свыше его сил.
