Вечером в общежитии воют и рвут на себе волосы - Вера Николаевна, Анна Павловна и Паша. Берта Людвиговна ничего не знает.
Спинек тихо плачет. Вишняков сидит рядом. Мужчина и женщина медленно гладят черную рукоятку браунинга.
Но застрелиться никто не смог.
Доктор Зильберштейн делает аборты Вере Николаевне, Спинек и Паше. Спинек, Паша, Вера Николаевна, Анна Павловна, Вишняков, Скурихин ходят на уколы к доктору Зильберштейну. Доктор Зильберштейн торжествующе думает:
"О, вы скоро убедитесь в верности и необходимости моего открытия. О, вы придете ко мне".
Доктор Зильберштейн совершенно не знает, что его жена больна, что он слишком поздно произвел над ней свой опыт. Скурихин не решается сказать правду Берте Людвиговне.
Дни идут.
Спинек, Вишняковы, Скурихины думают сменить квартиры. Но квартир нет. И все живут вместе, в одном общежитии.
Утром мужчины и Спинек уходят на службу. Женщины ходят с бледными, мятыми лицами, не причесанные, не одетые, стряпают, убирают комнаты. Обедают все в один час. Вечерами ходят на лекции, на доклады, на собрания и... на уколы к доктору Зильберштейну. И белой могильной плитой на дверях общежития - массивная эмалевая вывеска.
Доктор
Лазарь Исаакович
ЗИЛЬБЕРШТЕЙН
Кожные и венерические
Приговоренные к смерти, запертые в одной камере, всегда откровенны, дружны.
Поэтому, вероятно, Вишняков заходит вечером к Скурихину. Скурихин лежит на постели. Анна Павловна у стола штопает мужу носки.
Вишняков ложится рядом со Скурихиным. Вишняков говорит первый:
- Но ведь мы же работали, Веня? Я дважды ранен в войне с Колчаком.
Скурихин соглашается.
- Да, мы работали и работаем. Я заведую хозяйством Губпартшколы и читаю лекции.
Вишняков вздыхает.
- Но ведь это ужасно, Веня?
Скурихин смотрит через окно на небо, на звезды.
- При всякой работе полагается некий процентик на амортизацию. Вот мы с тобой и попали в этот процентик при работе по перестройке общества.
На дворе, на улице тает снег. Снег почернел, покрылся язвами проталин. Невидимые теплые потоки ведут разрушительную работу. С крыш глухо сползают снежные пласты. Стучит капель. Звенят, ломаются ледяные сосульки.
Скурихин повертывается на бок, кладет руку на грудь Вишнякову.
- А Зильберштейн все-таки дурак. Не с того бока начинает.
На кровати лежат долго. Лица людей серы, как снег весною. Черными проталинами в весеннем снегу - черные дыры глаз и рта. Вишняков щупает переносицу.
- Веня, тепло ест снег, ломает лед. Может быть, и наши тела так же ест, ломает болезнь? Может, мы не слышим только, как разваливаются наши кости.
