Два дня пролетели одним мгновением. Витя прибрал в ограде, вычистил и подготовил к пахоте огород, управился в стайке подле коровы и поросенка, переколол и сложил в поленницу завезенные из леспромхоза дрова, положенные матери как вдове участника Великой Отечественной войны. И впервые вся эта работа, знакомая и порядком осточертевшая еще в детстве, была в радость Вите Тихомирову, потому что ни на шаг не отходила от него Катюха. Она, наравне с ним, ворочала граблями на огороде, укладывала в высокую поленницу дрова, вкусно и как-то тревожно пахнущие смолой, свежей древесиной и будущим теплом. И даже вечером, когда они укладывались спать: мать на своей железной кровати с панцирной сеткой, Катя — на диване, а Витя на раскладушке, не было у него сил так вот сразу расстаться с Катюхой. Они долго перешептывались, находя для этого самые незначительные предлоги, с усилием разглядывая смутные силуэты друг друга.
Возвращение в город, по которому они успели соскучиться, было легким и коротким, поскольку достались им плацкартные места и они, забравшись на верхние полки, почти тотчас уснули, а когда проснулись, поезд уже громыхал по фермам железнодорожного моста и впереди поднимались пригородные многоэтажки. Посвежевшие в деревне, с первым легким загаром на лицах, вышли они на привокзальную площадь, и тут их внезапно ошеломило сознание, что сию минуту надо расставаться. В этом расставании им одновременно почудилось маленькое предательство: Витя подумал, что Катя возвращается домой, оставляя его одного среди огромного города, Катя с грустью вспомнила свою комнату, представив Витю среди веселых товарищей по общежитию. Растерянные, стояли они друг против друга, не в силах вытолкнуть из себя прощальные слова. А вокруг вовсю уже вершилось лето: порхнула бабочка-белянка, ласточки сидели на проводах, тонко прозвенел первый комар, шарахнувшись в сторону от куста черемухи…
«Ну, пошли?» — дрогнувшим голосом спросила Катя.
«Куда?» — что-то понимая, тихо ответил Витя.
«Ко мне домой…»
IV
…В тот день Катю Сенечкину попросили выйти не в свою смену и без кассира. На улице было морозно, к тому же перед этим прошел снег, и Катя замучилась переводить стрелку на повороте с главной магистрали. В десятом часу вечера толкучка в вагоне поубавилась, и Катя облегченно вздохнула: теперь уже не надо было постоянно повторять одно и то же: «Граждане пассажиры, не забывайте приобретать билеты. На линии работают контролеры…» Теперь каждого входящего и выходящего человека она успевала разглядеть в обзорном зеркале. Без четверти одиннадцать с передней площадки поднялся в вагон высокий парень с портфелем. Она видела, как он порылся в кармане и опустил монету в щель автомата. Шапка из ондатры, зимнее пальто с узким каракулевым воротником, почти автоматически отметила для себя Катя и тут же потеряла парня из виду, так как сел он на сиденье за ее спиной — единственное место, выпадающее из зоны обзора. Дав длинную трель, Катя плавно стронула трамвай с места и покатила дальше, почти тотчас забыв о парне в ондатровой шапке. Да и что ей с него, если за проезд он расплатился…
