— Очень вкусно! — сказал он в попытке ее приободрить.
Леонард адресовал ему взгляд, полный отвращения к такой бессовестной лжи и к содержимому тарелок. Он был в особенно ехидном расположении духа после визита к Беатрис, где ему удалось серьезно расстроить Грейс замечанием насчет ее цветущего вида. Щедро поливая соусом чили рис, и без того уже полный карри, он сказал, что Джосс, наверное, сейчас насилуют на заднем сиденье машины посреди темной стоянки.
Никто не отреагировал.
— Знаешь, Кейт, — чуть погодя сказал Джеймс, — для кино Джосс приоделась.
— А что на ней было?
— Под курткой только джинсы с чем-то белым и узким. Точно не скажу, но общий эффект был намного менее зловещим.
— Этот ее парнишка вроде ничего, — рассеянно заметила Кейт, размышляя над тем, что ей, пожалуй, следовало быть дома и одобрить наряд дочери.
— Называл меня «сэр», представляешь? — хмыкнул Джеймс. — Я думал, молодежь сейчас выше этого. А какой чистенький! Хоть ешь с него.
— Американец, одно слово.
— Я эту гадость не буду! — заявил Леонард, отпихивая тарелку.
— Еще бы не гадость, — сказал Джеймс, заглядывая туда. — Если поднести спичку, все это займется жарким пламенем. Никакой желудок не переварит.
— Нет, просто я уже сыт. — Леонард демонстративно похлопал по животу. — Налит чаем и набит сдобным печеньем.
— Не хочешь — не ешь, — ровно произнесла Кейт.
Она склонилась к своей тарелке из страха, что кто-нибудь прочтет у нее на лице отчаянное желание спастись бегством. Ей хотелось в мгновение ока перенестись на Суон-стрит, подальше от этого бессмысленного вечернего ритуала, от этой пустой болтовни. Она, как шитом, прикрылась мысленной картиной: окно с видом на зелень и воду, что таинственно поблескивает в густеющем мраке, — и еще больше возжаждала уюта и покоя, которые сулила эта картина.
Подцепив на вилку немного риса, она попробовала и едва не выплюнула все.
— В самом деле гадость!
— Гадость не гадость, а грубить не следует, — сказал Джеймс, подавая поднявшемуся дяде его трость.
— Что делать, я по натуре грубиян, — удовлетворенно заметил тот. — Беатрис называет меня старым брюзгой.
— Не вижу в этом ничего лестного.
— А я вижу. — Леонард проковылял к двери, подумал, бросил Кейт невнятное «прошу прощения» и удалился.
— Я тоже прошу за него, — сказал Джеймс. — Леонард бывает невыносим.
Кейт только повела плечами, не решаясь заговорить из страха разрыдаться. Она хотела снова взяться за вилку, но промахнулась и столкнула ее со стола. Вилка лязгнула о плитку очень громко в полной тишине.
