Мы шли ночью и остановились в деревушке. Узнав о моем приезде, Игнатий примчался среди ночи. Он был вне себя от радости и, забившись в угол, читал и перечитывал письма и рассматривал фотографии родных и близких, привезенные мной из Загреба.
Ночью мы продолжали отступать. Тихо шел снег, заглушая шум двигавшегося полка. Бои и длительные переходы сказались и на людях, и на снаряжении. Мы с Игнатием ехали верхом и говорили о пережитом во время нашей разлуки.
— Ну и хорошо, что мы не взяли Москву, нас бы оттуда метлой вымели, — так закончил свой рассказ Игнатий, семь раз раненный первопоходник, оставшийся в строю с ампутированной правой рукой. Все, кто только его знал и видел, глубоко его уважали. Утром ему помогали сесть в седло и вечером — сойти с коня. Поводья были укорочены и связаны, чтобы облегчить управление одной рукой.
— А что же дальше? Крестьянство нас гонит, развал в тылу идет полным ходом и заражает уже строевые части, казаки воевать тоже не хотят. Сколько зла принесли России и Белому движению казаки Шкуро и Покровского! Как можно забыть грабеж Украины?
За что же мы будем дальше воевать? Вождей у нас больше нет, о духе армии и говорить не приходится… Воюем по инерции, без воодушевления. Многие прекрасные и до той поры честные офицеры тоже начали грабить, рассуждая: «Те, там, в тылу убегут с награбленным, а нас бросят на произвол судьбы».
Кто мы с Игнатием? Ландскнехты, кондотьеры? За что мы воюем? За право грабить Россию? Разве нам некуда уйти? Ведь мы иностранные подданные, иностранный паспорт всегда в нашем распоряжении. Но все же мы держимся России и цепляемся за соломинку надежды. Мы надеемся, что появится сильная личность и положение изменится.
В армии все чаще упоминается имя генерала Врангеля. Оно стало популярным после славных ставропольских дней и взятия Царицына. Наши взоры устремлены к нему, как к новому вождю. Оскорбленные чувства обманутых людей ищут выхода, инстинкт самосохранения сегодня единственное, что связывает в одно целое силы Юга. Врангеля хочет армия, но он нежелателен для наших верхов, потому что он честен, храбр и сметет их с земли российской, а история их проклянет и предаст забвению.
Отступаем… В полку остается менее семисот штыков. За нами идут лучшие большевицкие части: шестой и седьмой латышские полки. В каждом по две-три тысячи штыков.
В большом селе Верхопенка три дня подряд идут жестокие упорные бои. В первый день боя я принял командование пулеметной ротой из шести пулеметных команд: одной офицерской, одной конной и четырех смешанных.
