– Не кажется ли вам, господа, что место сие будет достаточно уединённым? – Вычурная манера выражаться никак не вязалась с внешним видом остроносого смуглого брюнета с курчавыми бакенбардами и коротко остриженной головой. Он осторожно, чтобы бутылка не выскользнула из кармана, ткнул пальцем – скудное освещение не помешало Семёну разглядеть наколотый «перстень» – в сторону поразительно уродливой конструкции в ближайшем углу скверика.
Конструкция представляла собой здоровенную бетонную плиту, из центра которой торчали пять толстых арматурин, завязанных сложным, вызывающим сомнительные ассоциации узлом. Композиция работы модного скульптора Эрнста Шемякители «Памяти жертв репрессий за нетрадиционную сексуальную ориентацию». Выкрашенные в зелёный цвет арматурины символизировали ростки свободы, безжалостно скрученные тиранией. Бронзовую табличку какие-то умные люди уже успели уволочь и сдать в металлолом. Семён и сам на неё рассчитывал, но всё руки не доходили, а теперь оставалось лишь надеяться, что быстро поставят новую.
– Мне лично без разницы, как вы понимаете, – ответил призрак, – так что, ежели Михаил Юрьевич не возражает…
– А хрен ли нам разницы, милостивые государи мои? – откликнулся Михаил Юрьевич, не менее коротко стриженый круглолицый коротыш с тонкими усиками. – Александр Сергеевич, душа моя, прошу, располагайтесь!
Он распластал на бетоне толстую газету – рекламную, судя по яркости картинок. Помянутый уселся, аккуратно выставив бутылки на плиту. Примостив рядом свою часть емкостей, усач пристроился на другой угол.
– М-мать! – проворчал Александр Сергеевич. – Стаканы забыли! Козьма, сходи, что ли?
Призрак, кивнув, развернулся и уплыл обратно к ларьку.
– Во! – отметил Гарик, невежливо тыча когтистым пальцем в сторону мужиков. – Живут же люди! А у нас – сплошная работа, чтоб её…
– Кому-то работать, кому-то и отдыхать. Эти, кстати, уже… наотдыхались, – меланхолично отметил Семён, переводя взгляд с мужиков на порхающего в тусклом свете фонаря снежного мотылька. Беззаботное насекомое могло ничего не опасаться – последние лапландские кочующие пауки ушли на Север ещё пару недель назад. Или, если быть точным, почти ничего. – Зато ты летать можешь.
– Это да. – Сосед опять пошевелил чем-то невидимым. – Летать – это, конечно, неплохо. Даже очень. А работать… Разве это – работа для меня? Ты ж понимаешь, Семён! – Он энергично потряс стиснутой в кулак передней лапой. – Дай сигарету.
