– Не-а, не выйдет. У меня слишком сильная манифестация стихии земли, – важно, баском, пояснил Гарик и, разочарованно вздохнув, добавил: – Никакого огня – напалм один. – В подтверждение своих слов он смачно харкнул на дорожку. – В отца пошёл. Вот матушка – та да, может.
– Не плюй, не верблюд! Чему тебя отец с матушкой учили? Дорожку после субботника только отчистили! – проворчал Семён, машинально вертя в пальцах сломанную зажигалку. – Сходить, что ли, новую купить, пока ларёк не закрылся? Хотя он вроде круглосуточный… Да и лениво что-то.
– Да тебе всё – лениво… – хмыкнул сосед.
Из-под соседней скамейки донёсся громкий всхрап. Под ней ещё с вечера завалялся медведь-душили, явно приблудный – с Новинского бульвара, от посольства. Лежал он в абсолютно человеческой позе, на спине, раскинув в стороны лапы. Рядом валялись пустая бутыль из-под водки и изорванный в пьяном угаре баян, традиционная же шапка-ушанка удерживалась на лохматой голове каким-то мистическим образом.
– Храпит, придурок, – проворчал Гарик. – Занёс же чёрт сюда.
– Угу. – Семён бросил взгляд на высунувшуюся из-под скамьи лапу в прохудившемся кирзовом сапоге. Лапа подёргивалась – очевидно, душили что-то снилось. – Странно, что он не в лагере ночует.
– Может, питерский? Приехал и заблудился…
– Питерские вроде белые все?
– Да нет, разные. Как у нас. Кстати, ты не знаешь, что это они все с балалайками ходят?
– Тенденция, однако! – Семён со вкусом зевнул. – Как видишь, не все. С гармошками тоже многие, а я как-то одного даже с аккордеоном видел. А в Воронеже – на днях по радио слышал – двое с гитарами завелись. Ходят вместе, на ходу играют и песни поют. Или не в Воронеже? Не помню точно.
– Тоже придурки, – резюмировал Гарик. Словно отвечая ему, душили выдал ещё одну руладу и умиротворённо зачмокал. – Может, пугнуть его? – Кажущийся в подобном положении сигарообразным Гарик слегка пошевелился. – Я как раз новый прикол слышал: подходишь к спящему душили и орёшь ему на ухо: «Стройбат!»…
– Уймись! – одёрнул Семён. – Во-первых, зачем? Он тебе ничего плохого не сделал. А во-вторых, кто потом за ним кучу убирать будет? Ты, что ли? Или деда Нафаню попросишь?
Просить деда Нафаню Гарику явно не хотелось, и разговор опять увял.
От ларька по дорожке мимо собеседников прошлёпала живописная компания: двое побитых жизнью и молью мужиков, явно только с зоны, и прилично – по моде середины девятнадцатого века – одетый призрак. Из карманов двух драных ватников выглядывали горлышки бутылок.
