Такова сказка.
Ездовых действительно содержат на особом положении. Их, бывает, и отдельно прикармливают на лучших местах. Но все же и работать их заставляют неимоверно много.
Отчаянные гонщики готовят своих оленей к ристалищам не менее половины года. Они их гоняют беспрерывно. Олени в таком худом теле, что удивляешься тому железному духу, который они проявляют.
К слову сказать, здешние олени мало пригодны к транспортному использованию. Они, если так можно выразиться, мясо-шкурной породы. Эти олени быстро нагуливаются. Животные дают прекрасное мясо и шкуры, но спортсмены они никудышные. Во всяком случае сами чукчи отдают предпочтение в гонках лесным ламутским оленям или же каким-то другим.
После гонок олени часто оказываются загнанными. Их тогда с почестями отправляют в верхний мир. Мясо едят, хотя есть почти нечего — сухожилия, кости, твердейшие мышцы да кожа.
У ачайваямских чукчей имеется особое орудие для управления оленем, название которого звучит весьма романтически-нежно: «алеэль». Оно делается из рябиновых стволиков. На один конец его надевается квадратная или круглая пластина, или куб, или шар из моржовой кости, в некоторых случаях — из рога снежного барана. Они привязываются ремешком. Ремешок обматывает и место рукоятки. На противоположном конце — кенкль — костяной клювик непередаваемо совершенной формы. Он отдаленно напоминает фигурку петуха.
Груз и кенкль пастухи берегут постоянно. А рябиновые стволики возят с собой пучками. Здесь человеческая жизнь часто от оленьих ног зависит. А раньше зависела еще более.
Шить палатку на морозе — малое удовольствие. Руки быстро замерзают, пальцы скрючиваются, и ухватить даже грубую иглу бывает невозможно. Работа идет медленно. Почти все парни уехали со стойбища, а мы все корпим да корпим. Наконец сделаны последние стежки. В один угол вшита жестянка, чтобы оберегать ткань от горячей трубы. Можно и ехать. Попутчик у нас один — Иван Иванович Вантулян.
Трактор неспешно тянет тяжеленные сани, закрытые брезентом. Целый дом на санях едет. На шкурах лежать тепло и мягко. И мы просим Ивана Ивановича продолжить рассказ.
— Ну, а дальше что было, Иван Иванович, когда к вашему отцу Ахалькуту приехал русский, чтобы проводить перепись?
— Дальше другая жизнь пошла…
Русский был у Ахалькута на стойбище только один лень. Он все время писал, совсем как амрыканкиси. Он показал Ахалькуту, где у него в бумаге оказался записанным сам Ахалькут, его жены, его сын Коян с двумя женами и четырьмя ребятами, где его дочь Айнат и ее муж сирота Кайматке и младший сын Вантулян.
