Можно, конечно, отказаться, не принять — но к чему это? Дуду и так настрадался, пусть теперь судьба его пожалеет, наградит, он имеет на это право. В конце улицы показался черный автомобиль, Рауль обнял Мию, поцеловал сына:
— Что ж, поезжайте, надеюсь, вас там примут хорошо. Буду вас ждать, — он попытался улыбнуться. Когда они уехали, Рауль постоял немного возле дома, потом развернулся и пошел в бар на соседнюю улицу. Ему хотелось сегодня спать крепко и без снов.
Нет, этого я все-таки не ожидала. Он должен был прийти ко мне с газетой, где на первой полосе крупно, четко, кричаще — фотография изобличенного преступника. А он появляется и говорит, что дело закрыто.
Да, газета, он достает из-за спины свернутые в трубочку «Вести Буэнос-Айреса», и на предпоследнем развороте — маленькая заметочка. Маленькая, но смысл ее мне долго не дается, буквы сливаются, превращаются в жучков, расползаются. Наконец, я понимаю. Газета летит в угол.
— Я должна уехать из страны. Прошу вас, помогите.
— У меня нет таких средств, — он разводит руками. — У меня нет связей. Я священник, который почти всю жизнь прожил в деревенской глуши. Как я вам помогу? Все, что мог, я для вас сделал.
Когда-то мой отец приехал в Аргентину богатым человеком. Теперь его дочь должна бежать — без денег, в никуда, в неизвестность. И кто после этого скажет, что дети не отвечают за грехи отцов?
— Умоляю… — я готова была опуститься перед ним на колени. Меня охватило отчаяние.
— Хорошо, я разузнаю, что можно предпринять.
Рауль выложил на стол деньги — пачку, аккуратно перевязанную лентой.
— Что это? — Мия с тревогой посмотрела на него. — Откуда?
— Присядь. — Рауль тяжело вздохнул. — Мне нужно поговорить с тобой. Это очень важный для меня разговор, поэтому, прошу, выслушай до конца.
— Что случилось? — Мия села и ее тонкие, белые руки безжизненно упали на колени. Он посмотрел на просвечивающие сквозь кожу тонкие вены, извилистыми путями несущие голубую, небесную кровь. Как может он вывалить на нее все то мерзкое и отвратительное, что накопилась в его душе за эти годы?
— Ты знаешь, когда-то я мечтал о том, чтобы избавить этот мир от негодяев, вершить справедливость. «Зло должно быть наказано», — так я считал и думал, что для этого достаточно стать офицером полиции, сажать убийц в тюрьму и ловить воров. Мне казалось, если я, Рауль Хименес, буду честно делать свое благородное дело, помогать людям, то мир станет лучше.
Но что я увидел — часто речи о справедливости вовсе не шло, полиция служила интересам политиков, военных, аристократов, промышленников, покрывала их преступления, когда дело касалось властей, нам и вовсе затыкали рот. Поначалу я пытался сопротивляться, но потом система взяла свое. Она смяла меня, вместе с достоинством, гордостью, честью Я стал брать взятки, думая, что так помогу Дуду, что так накажу богатых за их богатство.
