— Знал? Что ты называешь глаголом «знать»: питаться вымыслами? Собирать свидетельства моих верных? Видеть из-под накидки краешек узкой моей ступни?
— Она окрашена огнисто-рыжей хной, и каждый ноготок ее точно полумесяц; на мизинце — золотое кольцо, на щиколотке — золотая цепочка, что выдает себя дивным звоном. Ароматы твои мне знакомы; по следу благоуханий твоих шел я за тобой повсюду. Ты — великая тайна для меня, это я у тебя как на ладони, — отвечал ей странник. — Не равны мы в этом и никогда не сравняемся. Но зачем мне лезть тебе в сущность глубже, чем ты захочешь? Ведь я не насильник.
— Вовсе нет: ты добр, умен и красноречив, — сказала возлюбленная. — Переступи порог и взойди ко мне в сад.
— Я бы с радостью. Только… только разреши, я еще немного повременю тут, по эту сторону порога. Так радостно было искать тебя и желать тебя, отдаваясь на волю дождя, снега и ветра!
Рассказал это Оливер и задумался.
— Выходит, поиск лучше находки? — спросила Зенобия.
— А томление чем-то богаче исполнения желаний, — кивнул Оливер. — Тогда, когда мы обменивались историями, я был поражен вашими речами, теперь же — красотой, которую не умерили годы. Но я был шальным мальчишкой — теперь я повзрослел и знаю: никогда человек не стремится к тому, что у него перед глазами, для утоления жажды необходима влага лишь далеких колодцев. Никогда не достигнет он того, к чему стремится прямо, и возьмет лишь то, что мудро отставлено на обочину его стремлений. Так суждено ему провести эту жизнь, и это хорошо.
— Я всегда это чувствовала, — сказала на это Зенобия, — оттого и согласилась на твое пари.
— Я искала ученика, а нашла учителя, — сказала она опять.
— Вы нашли, а мой поиск только начинается, — ответил на это Оливер. — Я так же, как и мой герой, пойду по следу неких изысканных ароматов, которые чую я один. Они — это вы и в то же время не вы вовсе. То, что есть в вас от Прекрасной Возлюбленной, и то, что есть от нее в любой женщине. Эх, вот кого мне жаль — моих домодельных биттлзов: судьба им чуток захиреть. Ну, до конца, я полагаю, не пропадут — у меня ведь уже двойник появился, дублер, как у мистера Икса, славный такой парнишка, и в чем-то он меня даже сильнее. А вообще-то сожалеть о том, что оставляешь, — без пользы.
Сказав это, он поцеловал женщину и удалился, а куда — не знал никто.
Зенобия же вышла из дому на голубой и лиловый снежный простор, вдохнула синеву неба и улыбнулась в лицо солнышку. «Он прав, — подумала она, — я совсем молодая. Не еще и не снова, а вообще и всегда. И такой останусь до смерти и даже когда умру».
