Вот ещё гарантия, что моих якобы аманатов не тронут. Плотские боги изменили личину, однако я не сомневаюсь, что они вернулись и служат.
И ещё один чужеземный термин: гарант безопасности.
Отец Кабанис, мой личный исповедник и конфидент — ну и чудище! — служит мне не за страх, а за совесть. Примерно с тех пор, как сочетал меня узами брака. Служит — за обещание почистить Весёлую Башню и нарастить, елико возможно, Астрологическую.
Пока я устроил в первой захоронение, обсыпав тела негашёной известью. От чумы и прочей заразы. Вторую велел разобрать по камешку — мало какой известняк и кирпич выдержат высокий температурный режим. Местные владельцы каменоломен и гончарен уже потирают лапки в предвиденье больших доходов. Самое первое моё строительство их изрядно обогатило.
Все мы учим новое слово: орфан. Сиротский дом на основе преобразованного и перестроенного Лицея.
Судить и обличать тех палачей, кто сохранил свою трепетную душонку, я побрезговал, хотя знаю многие имена и лица. Тот, кто прошёл через земной ад и получил в награду за это высокое право убивать убийц, пытать палачей и предавать предателей…
(Снова слова Рулаты — из шифрованного дневника. Рукопись не сгорела.)
…Тот искушён достаточно, чтобы не умалять и без того изрядно поредевшее население.
Ожидающий меня ад — не земной. Ибо я ведаю, что продавал душу дьяволу, — и познал всю тщету, всю горечь этого. Но вот эти иномирники… они ухитрились незаметно для себя сделать с душой то же самое — и не почувствовали никакой разницы.
Скажу более.
Видите ли, я смилостивился и вернул кое-кого из грамотеев во дворец. Не королевский — кардинальский. И с ними — сотни за сотнями — вернулись старые книги и появились новые. В том числе переводные землянские, кои то ли мы покупаем, то ли на них покупают нас самих.
То, что я скажу далее, может показаться дичью не одним возлюбленным моим чадам арканарцам.
Боги, явившись сюда, вначале только наблюдали. Но их собственная наука гласит, что наблюдатель сам по себе изменяет наблюдаемую картину.
Потом они стали по своей собственной методе рассчитывать минимально возможные воздействия. И воздействовать тоже.
Нет, я понимаю — за всем этим стоят спасённые сокровища знаний. И вольных искусств. И люди — конечно же, люди.
Только вот картина моего мира, нашего мира также менялась неотвратимо. Любая попытка залатать прореху всё больше раздирала ткань бытия. (Ткань была дрянная — ну а где нам, сирым, взять другую?)
