Однако здесь и сейчас Алексей неожиданно для себя оказывается в ударе. Накрывает узкую смуглую ладошку дамы небольшой белой рукой с аккуратно подстриженными ногтями. Перешучивается с красавцем-официантом, он же повар, вовсю интересуется рецептами. Отпускает милые пошлости в адрес своей дамы. Её не очень тщательно скрываемого пристрастия к вегетарианству. Её вечнозелёной молодости — Зорик на поверку оказывается довольно-таки поздним ребёнком. Её феминизма, впрочем, не очень навязчивого, — счёт оплачивает он, но скидки раздобыла и предъявляет она, так что баш на баш.
Под самый конец, когда пара расплатилась и выходит на улицу, в знакомую до слёз и припухших желёз, насквозь пробензиненную московскую атмосферу, Алексей слышит фразу, произнесенную чуть глуховатым голосом и словно бы не предназначенную для него:
— Можно ли слепить счастье из двух половинок беды — кто знает?
И сразу же принимает это за согласие на союз.
С тех пор они проводят время как сговоренные жених и невеста прежних лет. Накатанная дорожка отношений. Без ханжества, но и без большого азарта.
До тех самых пор, когда не решают, наконец, узаконить свои отношения вполне гражданским образом. Скромно, без большого народу и дорогих застолий наподобие того, что их свело.
— Ты ведь православный, а моголы традиционно буддисты, — мягко объясняет Эрденэ. — Вот если бы ты был католиком — у них есть особые виды ритуалов для всех вер.
Съехаться решили на квартире мужа: московская, в бывшем зелёном пригороде, и к тому же улучшенной сталинской планировки. Коридор, кухня, гостиная и три небольших комнатки с выходом в главную залу.
Старая нянька осталась, при двух-то работающих родителях, но вот готовить, убираться и следить за воспитанием с этого дня стала молодая жена. Новобрачный подсмеивался — так бережёт руки от любой домашней работы, весь день ходит в латексных перчатках вроде медицинских или этого…хозяина шоколадной фабрики. Хирург? Нервный? Да ещё и детский? Он обнаружил, что многое пропустил мимо мозга. Хотя не всё ли равно, если работа жены почти не требует командировок, в отличие от его собственной. Конечно, Зорик приехал с матерью. Оказалось, кстати, что ему на год меньше, чем говорилось, если считать по-европейски, а не на азиатский манер. И не очень-то хорош собой: будто в переносицу кулаком стукнули. Недаром Великий Дед Зорикто, в честь которого назвали мальца, не любит изображать лица, всё больше со спины своих героев показывает, про себя иронизировал Алек. Впрочем, в первый класс мальчика прочили с шести лет — редкий умница, спокойный, дашь книжку в руки — не слышно и не видно. Новобрачный из-за одного этого почти в него влюбился и не терпел, когда другие называли Алексея Зориковым отчимом. Из-за мальчика года через два решился на замену старухи женщиной нового поколения — побоялся умственной деградации малыша. Юный гений. Индиго, как ни избито такое звучит.
