«Тупое следование моральным нарративам опасно. Даже если они освящены историей и традицией. Это та самая репрессивная сторона культуры, насчёт которой вы к сегодняшнему дню поняли так много», — хотел сказать Аркадий. Но это было бы пустым сотрясением воздуха.
«Я муж прекрасной женщины, знатока многих языков, и отец двух детей. В запале дискуссии мне приклеили ярлык пособника гомосексуалов и записного уранита, что есть клевета объёмная и несуразная. Засорили своей полемикой весь интернет, так что мне трудно будет удержаться в моей Академии Воспитания. Но никого из диспутантов это не волнует», — мог он сказать, но удержался.
Вместо того наклонил голову — знак уважения к сообществу:
— Вы хорошо научены. А теперь осмыслите вот что. Самый страшный инструмент культурного принуждения — это учебник, словарь, эталон. Я учил вас по очень хорошему, но всё-таки учебнику. Сделайте выводы сами и следуйте им.
Когда Аркадий Игоревич уже открывал дверь, туго звякнул и разлился трелью звонок. В руку скользнуло нечто — дискета? Или просто сложенный вчетверо лист мелованной бумаги?
Он еле сдержался, чтобы не опустить глаза. Сунул во внутренний карман. Под странный треск или рокот, что слышался внутри здания или его собственной головы, прошёл по коридору, ступил с крыльца в цветущий апрель, уселся в утлый «Пежо» и развернул записку лишь тогда, когда отогнал автомобиль на некоторое расстояние.
Автором обеих цитат был обозначен некий Шульгин:
Первая. «Как и прежде, руководители человечества подпитываются архетипом власти — тем аспектом человеческой психики, который влечет её к иерархии, контролю и фиксации правил и систем. Воля к власти формирует наш мир; без неё человечество давно бы погибло. Если эта воля уравновешена некими комплементарными энергиями, она придает человечеству форму; она создает цивилизацию. Но когда тонкое равновесие нарушается и из этого архетипа выплескивается слишком много энергии, структура превращается в тюрьму, контроль становится диктатурой, обучение вырождается в зубрёжку и муштру, видения и прозрения порождают догмы, а осторожность развивается в манию преследования. Мы утрачиваем связь с любящими и питающими энергиями, которые существуют внутри нас самих; а вместе с тем исчезает и наша способность выбирать сознательно — как в личном, так и в общечеловеческом масштабе».
Вторая. «Мне кажется, что в нас скрывается подсознательный страх перед бездной неизвестного в человеческом сознании, уверенность, что эта теневая сторона может оказаться окончательной, главной, ужасной правдой о природе человека. Этот страх вырабатывается в нас семьей и культурой, а часто еще и религией».
