— Желаешь полюбоваться? Открывай заднюю дверцу и садись.
…Классический уголовный бонтон. Мотор с правым рулём: если станешь переходить на другую сторону, минуя капот, легко сшибить, взяв с места сразу на первой скорости. То же с тыловой частью, где прикреплено запасное колесо. Поэтому пассажирку чётко берут с панели. Но распахнуть перед ней заднюю дверцу не спешат.
Забавно — ручка без кнопки, поворачивается кверху. Крохотная проба на вшивость.
Машина буквально срывается с места: ну, разумеется, железная начинка в ней — далеко не антиквариат. И обтяжка сидений. Хотя — в самом деле натуральная кожа. «Нехилый закос под старину», как сейчас говорят.
И нехилый закос под любовь, как пел классик. Ах, чего мне бояться и что искать? Потерять и найти — одно и то же.
— Как тебя зовут?
— Тебе не всё равно, детка? Допустим, Фрэнклин Блэк.
— Коллинз. Лунный Камень.
— Теперь ты. Я так понял, дама кипятком писает от желания представиться.
— Лемюэль.
— Ни фига себе. Это ведь мужское имя.
— Мои предки дружили со Свифтом.
— Настоящее?
— В той же мере, как и твоё. Крупица истины в куче вранья. Можешь звать Лэмми. Лэмми Гуль.
Нет, она в самом деле ничего — такая смачная полукровочка. С примесью вьетнамских или тайских генов. Прямо жаль ее. Наверное, хотела получше спрятаться от того, что натворила…
— Ты обитаешь далеко за городом, — в это время говорит она.
— Моему худому карману не по душе столичные трущобы.
— Надеюсь, худой не значит тощий?
Умница, так иногда бывает у обезьянок. Бедняк неинтересен, сквозной карман и лёгкие на подъём купюры — самое то.
Девушка достаёт из сумочки овальную коробку — тяжелую, с рассыпной рисовой пудрой. Начинает охаживать мордочку пуховкой. Самый кошачий рефлекс: погасить волнение. Только кисы умываются, а эта пачкает.
— Судя по времени и скорости, твоё наёмное дворянское гнездо обошлось буквально даром.
Заподозрила неладное? Что ж. О неких особых функциях застеклённых перегородок она не подозревает.
Фрэнки жмёт на грушу рядом с рулём, однако раздается не гудок, а тихий вкрадчивый свист.
Усыпляющий газ.
За окошком Лэмми роняет пудреницу в сумку, сумку на пол салона и смирно ложится вслед за ней.
…Крошечная девочка в батистовой рубашке и шальварах с визгом бежит навстречу отцовским объятиям.
— Моё сокровище! Моя рани! Моя бегум!
Со дня ухода мамы Калидэви он редко приходит на женскую половину, а проявлять слишком пылкие чувства к дочери не к лицу радже. Был бы это еще сын, как дети других жен, старших. Только зачем сравнивать то, что дано, с тем, чего не могло быть? Сия мудрость Учителей дана девочке с рождения. Отец любит, она любит — что может быть больше этого?
