Вот именно. Этой венценосной сволочи удалось захватить моего сына и наследника. Педро Альфонсо.
В романсах поётся, что тот был совсем младенец. Ничуть. Безрассудный подросток по доброй воле и против воли отцовской принял сторону мятежного принца. Тайком от меня, разумеется. Вы, нынешние, отлично знаете, как это бывает, однако в наши строгие времена подобное было в новинку. Проблема отцов и детей, ха! Мы были заняты кое-чем поважнее.
«Не было это буквальным нарушением вассальной присяги и делом бесчестным, оттого и не порушило ни в малой мере отцовской любви.
Вот стал Хуан в виду стен Тарифы и кричит дону Алонсо:
— Не откроешь ворота моим соратникам и моему честному королевскому имени — прямо у тебя на глазах перережу горло мальчишке.
Вот, значит, какой был у него план…
Но крепко помнил дон Алонсо: кто владеет кастильо, владеет и городом Тарифой. Кто владеет Тарифой, владеет судьбой всей Испании, Да, пожалуй, весь город и собрался ныне в крепости — защитить ее, потому что с недавних пор думал сходно со своим хозяином. И, почти не раздумывая, так ответил Алонсо Хуану:
„Я растил сына для блага страны и на страх ее врагам, а не для того, чтобы он сделался игрушкой в их руках. Убей его, Хуан, это будет для меня честью, для моего сына — вратами вечной жизни, а для тебя самого — вечным позором на земле и вечной мукой на том свете!“
А когда увидел, что смутился злодей, прибавил:
„Что же ты медлишь? Или нож твой не остёр? На, возьми мой!“
Снял с пояса кинжал и метнул вниз — с такой силой, что тот вонзился в землю у самых ног Хуана. А потом, как говорит предание, удалился в башню завтракать со своей супругой. Когда же поспешили к нему люди с вестью, что Хуан зарезал-таки мальчика, ответил:
— И только? Я уж подумал, что враг ворвался».
По логике предательства безрассудный юнец и так и так был обречен. Горячностью натуры, подсказавшей ему опрометчивое решение, подлостью принца, самим Богом, что устроил дело на свой обычный манер — против логики человеческой. Я полагал, что своей резкой речью и картинным жестом даю мальчику хотя бы малый шанс выжить. И ушел с поста лишь ради того, чтобы не видеть его почти неизбежной гибели, о которой меня оповестили, лишь только я сел за стол и встретился взглядом с женой.
Но Тарифу я защитил. Разумеется — иначе бы о том рассказывали совсем в других выражениях. Мавры ушли от стен, принц Хуан — из истории. Говорят, видали его позже у стен Гранады, Собственно, надежды на хороший исход у моих противников не было: Тарифу таким малым числом народа не взять, да и жестокость принца потрясла всех иноверцев до единого. Кое-кто из них заколебался, я думаю, уже тогда, когда он пошёл на явную подлость и насилие. Живо представил себя на месте моего мальчика…
