В сочинениях Ленина можно найти немало проклятий в адрес «азиатского варварства» и «проклятой язвы азиатчины, отравляющей Русь». «Как много старо-китайского в русской жизни!» — восклицал он. Владимир Ильич одобрительно замечал, что Петр I ускорял «перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства». «Мы помним, — писал Ленин, — как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы»… По-нашему, это были слова настоящей любви к родине». Говоря о своей любви к родине, Владимир Ильич вспоминал строки Некрасова:
Кто живет без печали и гнева,
Тот не любит отчизны своей…
Что же касается либералов и правых социалистов, тоже считавших себя европейцами в России, то Ленин отзывался о них с убийственной иронией: «Голый дикарь, который оденет себе на голову цилиндр и вообразит себя поэтому европейцем, будет довольно смешон».
«Человеки в футляре». На теорию Ульянов смотрел необычайно трезво — как всего лишь на подходящее оружие. Этим и объясняются его потрясавшие всех крутые повороты: например, в апреле 1917 года (к скорейшей новой революции), позднее — в 1921 году (к нэпу). Победа любой ценой, победа во что бы то ни стало — вот что было настоящим девизом его жизни. В 1923 году, в одном из последних своих текстов, он признавался в этом с необычайной откровенностью: «Помнится, Наполеон писал: «On s'engage et puis… on voit». В вольном русском переводе это значит: «Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет». Вот и мы ввязались сначала в октябре 1917 года в серьезный бой, а там уже увидели такие детали развития, как… Брестский мир или нэп и т.п…. Иначе вообще не могут делаться революции».
Ульянов не уставал обличать тех, кого он обозначил чеховским выражением «человеки в футляре». Так он называл товарищей, которые ценят теорию ради нее самой и, по примеру школьного учителя Беликова, всю жизнь самодовольно твердят азбучные истины о том, «что лошади кушают овес и что Волга течет в Каспийское море». «Жалкие человеки в футляре, — говорил Ленин уже после Октября, — которые все время стояли далеко в стороне от жизни, спали и, заснув, под подушкой бережно держали старую, истрепанную, никому не нужную книжку». Заметим, что «книжка» эта — не что иное, как труды Маркса! «Если бы книжка, — говорил Ленин тогда же, — кроме тормоза и вечной боязни нового шага, ничем не служила — она была бы неценна».
