Однако в 20-е годы широко обсуждалась «историческая реабилитация» вождя «Народной расправы». Малая советская энциклопедия признавала за ним «огромную революционную энергию». Один из его горячих защитников, Александр Гамбаров, писал в 1926 году: «Вокруг Нечаева и до сих пор продолжают еще бушевать страсти. И до сих пор имя его продолжает вызывать судороги на лице у многих мемуаристов, как вызывало оно полсотни лет тому назад, когда жил и боролся Сергей Нечаев»…
К концу 30-х годов официальное мнение о Нечаеве поменялось на резко отрицательное. «Во всей своей деятельности, — утверждала в 1938 году Большая советская энциклопедия, — Нечаев руководствовался личным честолюбием и интересами своей славы. Ради них он не гнушался такими средствами, как обман и уголовные преступления».
Позднее эту «сталинскую» оценку подхватили и развили советские либералы. В 1976 году вышла книжка Юрия Корякина и других «Чернышевский или Нечаев?», сурово осуждавшая вождя «Народной расправы». Как и веком ранее, Нечаев оказался очень удобной мишенью для либералов, чтобы начать осуждение революции вообще. Любопытно, что авторы книги разыскали отзыв Ленина о Нечаеве (он был напечатан в 1934 году в журнале «Тридцать дней»). Но, прочитав этот текст, они пришли в такой ужас, что предпочли о нем даже не упоминать.
«Морализирующая блевотина». С отношением к Нечаеву тесно переплеталось и отношение Ленина к «омерзительному, но гениальному» Достоевскому. Ленин не стал читать «Бесов». (Этот роман, как известно, писатель создал по материалам процесса «Народной расправы», а сам Нечаев послужил прототипом героя романа Петра Верховенского.) Владимир Ильич признавался: «Явно реакционная гадость, подобная «Панургову стаду» Крестовского, терять на нее время у меня абсолютно никакой охоты нет. Перелистал книгу и швырнул в сторону. Такая литература мне не нужна, — что она мне может дать?.. На эту дрянь у меня нет свободного времени».
Немногим лучше относился он и к другим произведениям писателя. О «Братьях Карамазовых» вкупе с «Бесами» высказывался так: «Содержание сих обоих пахучих произведений мне известно, для меня этого предостаточно. «Братьев Карамазовых» начал было читать и бросил: от сцен в монастыре стошнило».
Роман «Преступление и наказание» Владимир Ильич, впрочем, прочитал. Один из товарищей в пылу спора как-то заметил ему:
— Так легко можно дойти до «все позволено» Раскольникова.
— Какого Раскольникова?
