Все существующее следует тем законам, которых оно само не избирало. Тигр пожирает, птица чирикает; разве может пение помешать реву? Говорю вам, я только то, чем и должна быть! А если я привожу вас в ужас, то не потому, что опасна для вас сама по себе, а по причине вашей собственной трусости. А! я часто думала о том, что должна была бы жить под другим небом и в другие времена; я презираю вашу лицемерную добродетель и скромность вашего костюма, так как судьбой предназначена вечно жить любовью и являться нагою! В те времена, когда богиня красоты выходила из моря, она могла смело являться перед толпой; а я — презираемая теперь — в те времена, была бы доставлена в храмах, где, не спуская глаз, преклоняют колена перед божественной Венерой, всеобщей самкой людей и богов!»
Франсуэла замолкла, задыхающаяся, с раскрасневшимися губами и щеками, с раздувающимися ноздрями; быстрым движениям она откинула свой пеньюар и, чуть не падая, бросилась к Браскасу, как бы ища его поддержки; казалось, она насытилась вполне горделивым сознанием своего позора.
Часы летели. Пламя свечей становилось все бледнее и бледнее; восходящая заря осветила лежащее на роскошной постели, с разметавшимися по подушке волосами, длинное, свернувшееся, нагое тело Франсуэлы, которая спала крепким сном утомленной и отдыхающей львицы.
Ее разбудил дневной свет или шум; и, полуоткрыв глаза, зевая, она потягивалась на постели, вся покрытая густыми прядями волнистых волос, которые змейками скользили между пальцами ее рук.
Браскасу уже не было возле нее. Она, ища его глазами, лениво окинула взглядом комнату и увидела его у окна, уже одетым, с согнутой спиной, тщательно вычищающим своими длинными руками шлейф ее платья.
— Поди сюда! — сказала она глухим, полусонным голосом.
— Я чищу твое платье, оно было все в пыли. Ты беспорядочна.
— Как?
— Я люблю порядок. Посмотри. Я все прибрал здесь, У тебя мало мебели я, поэтому и устроил из подушек кресла. Взгляни, как чисты стекла! Протирают их так: сначала, подышат на них и потом трут сухой тряпкой, а если есть под рукой, испанские белила, то дело становится еще проще. А вот еще что; в другой раз, приказывай задувать свечи раньше, чем уснешь; огарки оплыли, и от них сделались пятна на ковре, которые очень трудно было отчистить.
— Что? — спросила, она.
— Я говорю, очень трудно отчищаются сальные пятна на ковре. Но будем говорить поменьше и толковее. Есть у тебя корзина?
— Корзина?
