На берегу Генка выжал трусики и, прыгая на одной ноге со склоненной набок головой, быстро пропел:
— Братец Филимон, забери-ка воду вон.
— Ты чего это? — засмеялся Артемка.
— А вода в уши набралась, — серьезно объяснил Генка.
Когда вышли из зарослей тальника, Генка своими острыми глазами увидел отца Артемки. Он и Анастасия Петровна далеко от мальчишек пересекали луг, направляясь к селу.
— Гляди, твой отец, — сказал Генка.
— Э-эй! — пронзительно закричал Артемка. — Э-эй!
Николай Устинович и Анастасия Петровна остановились, и мальчики по высокой траве побежали к ним через луг.
— Ты зачем забрался сюда? — спросил Николай Устинович подбежавшего сына.
— А мы купались, — махнул рукой Артемка в сторону реки. — Ты посмотри, что Генка нашел. Честное пионерское, ну, никогда-никогда не догадаешься.
— Ты уже и друзьями обзавелся, — Николай Устинович привлек за плечи сына и ласково взъерошил сырые волосы на его затылке.
— Нет, ты в самом деле узнай — что за вещь, — говорил Артемка, поворачиваясь к Генке, который не спеша подходил с бивнем на плече.
— Нашли какое-то полено и радуетесь, — весело сказал Николай Устинович.
— А вот и не угадал, вот и не угадал! — закричал Артемка. — Это вовсе не полено, а бивень мамонта.
Николай Устинович с недоверием потрогал костяной обломок и подмигнул Анастасии Петровне. Скрыв лицо за огромной охапкой цветов, она, как из-за куста, пристально наблюдала за мальчиком и Червенцовым.
— Зачем тебе эта штука? — недоуменно спросил Николай Устинович.
— Как же ты не понимаешь! Это такая находка!
— Ну, где мне понять, я необразованный. — Он похлопал сына по плечу. — Пойдем-ка лучше с нами.
— А ты куда?
Не отвечая, Червенцов взял под руку Анастасию Петровну, и они пошли впереди мальчиков.
— А я знаю, куда они идут, — спустя немного времени сказал Генка. — На погост.
— Какой погост?
— Ну, кладбище, не знаешь?
Они пересекли луг и вышли на взгорок, где за невысоким земляным валом обосновались надмогильные деревянные кресты и красные башенки со звездами наверху. Но башенок было мало; черные, кое-где покосившиеся кресты гуще облепили косогор. Погост притулился у заросшего оврага, его крутые склоны кудрявились молодью березок и осин. В порослях лебеды, репейника, среди осевших могильных бугров торчали обглоданные телятами и козами кусты. Взгорок обособился своим строгим унынием среди раздолья полей, буйно цветущего луга и зеленых волн молодого леска в овраге. При входе на погост, у запущенной въезжей дороги, кусты разрослись пышнее, своевольной зарослью окружив высокий белый обелиск за деревянной оградой.
